Шрифт:
Закладка:
– Конн! – рык Конана оборвал речь его сына. – Молодым меня сделала и впрямь магия, но нет такого колдовства, чтобы оно изгадило мою душу и я повел войска на своих, пусть бывших, подданных. Что же до остального – оно и для меня ясно не до конца. Ты понял?!
– Да, отец! – с облегчением выдохнул Конн и продолжал: – Войска идут по направлению к Шамару – может, нам отправиться туда? Только надо постараться отыскать «черных драконов»… они должны быть где-то неподалеку, в Пуантене.
– Надо разжечь сигнальный костер, – распорядился Конан. – За дело, сын, пока расскажешь мне о ваших делах…
Конн кратко и точно поведал отцу обо всем, что случилось в Аквилонии после отречения отца от престола. Молодой король закончил рассказом о войне, о предпринятых по его приказам перемещениях войск, назначениях и тому подобном.
– Ты действовал как надо, хотя ты – король и тебе не пристало ждать одобрения от кого бы то ни было, пусть даже от родного отца, – проворчал Конан, когда сын умолк.
Сигнальный костер быстро разгорался; в огонь бросили охапку гнилушек; оторвался и улетел вверх косматый клуб дыма. Не давая костру задохнуться, Конан сорвал плащ, которым накрыл огонь, и вверх устремился второй клуб, затем третий, четвертый, пятый…
– Если только Паллантид не ослеп окончательно, он должен это заметить, – заключил Конан, отходя от угасающего костра. – Теперь немного подождем…
Отряд расположился на отдых, радуясь блаженному безделью. Посланец Крома растянулся прямо на голой земле и тотчас уснул, словно какой-нибудь простой ратник, а не слуга могучего Отца Киммерии. Пятеро воительниц уселись тесным кружком и начали о чем-то шептаться, время от времени бросая взгляды то на Конана, то на его сына.
Конн сидел рядом с отцом. Он до сих пор не оправился от удивления – Конан вернулся, живой, сильный, помолодевший, он казался всегда восхищавшемуся им юноше живым богом, вновь сошедшим с небес на землю. Сильный, властный, прошедший через страшные опасности и невероятные приключения, – вот кто должен был бы принять скипетр Аквилонии в этот страшный момент.
Конан негромко рассказывал завороженно слушавшему его сыну о приключившемся с ним, благоразумно опуская, естественно, все, что касалось его сделки с Зертриксом.
– Здорово, отец! – глаза Конна сияли. Нет, конечно же, не должен он занимать королевский престол в то время, когда вернулся король истинный, да еще вдобавок отмеченный особой благодатью Богов, возвративших ему и силы, и молодость! – Что же ты теперь станешь делать? – спросил отца Конн. – Возглавишь шамарскую армию? И вообще, надо ведь объявить всем о твоем возвращении! Я буду молить тебя, отец, принять корону и скипетр, принадлежащие тебе по праву, – как могу я, твой сын, занимать трон, когда ты вернулся?!
– И это говоришь ты?! Как ты можешь отказываться от трона, который я завещал тебе?! – ошарашенный Конан пытался напускным гневом скрыть растерянность и выиграть время. Ничего подобного он не ожидал.
Конн с жаром принялся доказывать отцу, что не может править, если вернулся законный король.
– Но я же отрекся в твою пользу, отрекся по всей форме, как велели эти крючкотворцы-жрецы, – Конан стукнул себя кулаком по колену. – Этого уже не перерешить! Ты – король; однако я начинаю сомневаться в тебе, раз ты с такой готовностью отказываешься от престола! Неужто я ошибся? – киммериец старался изобразить гнев, однако это ему плохо удавалось. Конну тоже показалось, что отец, конечно же, хотел бы вернуться к управлению Аквилонией, но жалеет его, своего сына, – и значит, ему, Конну, следует действовать не убеждением, а хитростью…
– Разумеется, ты прав, отец, – Конн опустил глаза. – Прости меня, я так обрадовался… Давай оставим этот разговор; правда, одно нам нужно решить все равно – куда ты отправишься теперь?
Киммериец ответил не сразу. Некоторое время он сидел, низко опустив голову. Он не мог ничего сказать Конну – и в то же самое время чувствовал постоянное, пристальнейшее внимание десятков, сотен незримых, но всевидящих глаз. Откуда-то сверху, из высоких подзвездных чертогов, нездешние Боги пристально наблюдали за ним. Конан чувствовал, как ему только что не кричат в ухо: «Ну что же ты медлишь?! Ведь он в твоих руках! Исполни то, что тебе было приказано, – и все! Аквилония станет твоей, останутся живы твои подруги… А дети у тебе еще будут – столько, сколько пожелаешь. Ну же! Не заставляй нас разочаровываться в тебе!»
Они и в самом деле видели все, его нынешние хозяева. Они даже не считали нужным таиться. Им было просто любопытно. Наверное, они развлекались подобным образом – и на миг эти их развлечения заставили киммерийца вспомнить свою юность и гладиаторские казармы в Халоге… Ну что же, верно, пришло время вспомнить старые времена и заставить новых хозяев понять, что никому, даже Богам, еще не удавалось подчинить себе Конана из Киммерии! Будь что будет, его первейший долг – спасти Аквилонию.
– Как только встретимся с Паллантидом – выступаем к Шамару, – бросил Конан и, подавая пример остальным, растянулся на земле у костра, рядом с безмятежно похрапывавшим посланцем Крома. Однако он еще не успел даже смежить веки, как рядом с ним присела на корточки Бёлит. Предводительница пиратов была настроена очень решительно.
– Почему ты медлишь?! – услыхал Конан ее яростный шепот. – Ты забыл, чем может обернуться для нас твое своеволие?!
– Ты хочешь сказать, что я должен убить своего собственного сына? – Конан говорил тихо, но таким голосом, что ванир Сигурд, услышь он его, только бы присвистнул и велел бы похоронной команде копать еще одну могилу, потому что, если старый приятель Конан начинал говорить подобным голосом… это значило, считай, еще один свеженький труп.
– Тогда ты убьешь всех нас! – Бёлит с трудом заставляла себя говорить спокойным шепотом, так что со стороны казалось, что они обсуждают самое большее час предстоящего свидания…
– Бёлит, – прежним голосом произнес Конан. – Мы либо победим все вместе – вместе с Конном, я имею в виду, – либо все погибнем. Как мне вбить это в твою прелестную головку?..
– И как ты намереваешься победить? – голос Бёлит дрожал от ярости. – Надеешься на эту потаскушку из Розового дворца?!
Конан не сдержался. Железные пальцы впились в запястье прекрасной пиратки и сдавили с такой силой, что она закусила губу, чтобы не вскрикнуть
