Шрифт:
Закладка:
Георг III и лорд Бьют уже купили было мир совсем другой ценой. Бессовестно — равнодушные к национальной чести, они не только покинули Фридриха II, но и предложили выхлопотать для него мир при условии уступки Марин Терезии Силезии, а Елизавете Восточной Пруссии. От подобного унижения Англию избавил исход борьбы с Испанией, через три недели после отставки Питта объявившей войну, что вполне оправдало предложенный им план немедленного нападения на нее. Победы 1762 года оправдали также уверенность Питта в исходе новой борьбы. В начале года была завоевана Мартиника, сильнейшее и богатейшее из владений французов в Вест-Индии, затем последовали Гренада, Санта-Луизия и Сен-Винсент. Летом занятие Гаваны принесло с собой приобретение богатой испанской колонии на Кубе. Затем сдались английскому флоту Филиппины, богатейшая из колоний испанцев в Тихом океане. Эти потери привели к Парижскому миру 1763 года. Бьюту так хотелось закончить войну, что он удовлетворился в Европе возвращением Минорки и вернул Мартинику Франции, а Кубу и Филиппины — Испании. Настоящие приобретения Британии были в Индии и Америке. В Индии французы отказались от всяких военных действий; из Америки они удалились совсем. Они уступили Англии Канаду, Новую Шотландию и Луизиану до Миссисипи и отказались от остальной части этой области в пользу Испании, чтобы вознаградить ее за уступку Флориды британской короне.
Стремление короля ко внешнему миру объяснялось главным образом тем, что он считал его необходимым условием для успешной борьбы за власть внутри страны. Пока продолжалась война, следовало постоянно опасаться возвращения Питта в министерство и объединения под его руководством всех вигов. Мир развязывал королю руки, и он мог рассчитывать на несогласие вигов, на новоявленную преданность тори, на значение захваченного им влияния короны. Но более всего он полагался на характер Палаты общин. Последняя, став всемогущей в государстве, в действительности совсем перестала быть сколько-нибудь представительным собранием. Уже во время междоусобных войн было признано, что естественные колебания населения и богатства со времен Эдуарда I требуют перемен в распределении мест; по реформы Долгого парламента были упразднены при Реставрации. Со времени Карла II до эпохи Георга III не было ни одной попытки устранения недостатков парламентской системы. Большие города, вроде Манчестера или Бирмингема, оставались без представителей, и в то же время в Палате все еще заседали депутаты от местечек, подобных Олд-Сарому, буквально исчезнувших с лица земли. Стремление государей из дома Тюдоров создать в Палате придворную партию посредством щедрой раздачи представительства местечкам, большая часть которых была в то время простыми казенными селами, привело к захвату этих мест соседними землевладельцами, покупавшими и продававшими их как свои собственные имения.
Даже в городах, имевших настоящее право на представительство, оно стало простой формальностью, благодаря ограничению, начиная с XIV века, числа обладателей муниципальных привилегий — небольшой горсти жителей — и передачи во многих случаях избирательных прав членам правящего Совета. Замещение таких мест зависело просто от кошелька или влияния политиков. Одни были «королевскими местечками», другие послушно выбирали кандидатов правящего министерства, третьи были «замкнутыми местечками» в руках таких торгашей, как герцог Ньюкасл, одно время выбиравший треть всех представителей местечек в Палате. Только о графствах и о больших торговых городах можно было сказать, что они действительно до некоторой степени пользовались избирательным правом, хотя величина расходов по задабриванию толпы избирателей, в сущности, отдавала их представительство в руки крупных местных фамилий. Но даже и в графствах избирательное право страдало от странных ограничений и неравномерности. Из восьми миллионов жителей избирателей было всего 160 тысяч. Насколько слабо подобная Палата представляла общественное мнение Англии видно из того факта, что в разгар своей популярности Питт с трудом мог найти себе в ней место. Для всхождения в парламент все более необходимым становился подкуп. Места открыто покупались и продавались, и иногда их цена доходила до 4 тысяч фунтов.
Не удивительно то, что сторонник реформы мог неопровержимо заявлять: «Эта Палата не представляет населения Великобритании. Она представляет фиктивные местечки, обнищавшие и развалившиеся города, знатные семьи, богатых людей, иноземных государей». На собрание, сформированное такими избирателями, благодаря тайне парламентских совещаний, обособленное от влияния общественного мнения и все-таки облеченное неограниченной властью, естественно, влияли самые низкие побуждения. Уолполь и Ньюкасл сделали основой своей власти подкупы и торговлю местечками. В свою очередь, Георг III положил их в основу той власти, которую хотел предоставить короне. Королевские доходы шли на покупку мест и голосов. День за днем Георг III сам рассматривал списки голосовавших в обеих Палатах и распределял награды и наказания сообразно тому, как голосовали члены, — согласно его воле или нет. «Друзьям короля» доставались повышения в гражданской службе, им оказывалось предпочтение в церкви, давались чины в армии. Чтобы повлиять на прения, король раздавал пенсии и придворные места. Подкупы практиковались в невиданных размерах. При Бьюте в казначействе было открыто особое отделение для подкупа депутатов, и, говорят, только в один день было растрачено 25 тысяч фунтов.
Влияние этих мер скоро сказалось на настроениях парламента. До того он подчинялся величию Питта; теперь, несмотря на его возражения, статьи Парижского мира были одобрены большинством пяти против одного. «Теперь мой сын — действительно, король!» — воскликнула вдовствующая принцесса. Но едва победа была одержана, как королю и министру пришлось бороться с такой бурей народного недовольства, какая никогда еще не разражалась над престолом после падения Стюартов. Однако, несмотря на силу и резкость, эта