Шрифт:
Закладка:
Год побед при Миндене и Кибероне прославил оружие Англии не только в Старом Свете. В Европе Питт благоразумно ограничил свои усилия поддержкой Пруссии, но пространство по ту сторону Атлантического океана принадлежало ему полностью, и едва он вступил в должность, как бесцельные набеги, только и предпринимавшиеся до того для отражения нашествия французов, были заменены широко задуманным наступательным планом. Приказав считать во время похода провинциальных офицеров наравне с королевскими, Питт обеспечил Англии симпатии колоний. По его приглашению они набрали 20 тысяч человек и для их содержания обложили себя тяжелыми податями. Одновременно против французских укреплений были направлены три экспедиции: одна — в долину Огайо, другая — против Тикондероги на озере Чэмплен, третья, под командой генерала Эмгерста и адмирала Босковена, отплыла к устью реки Святого Лаврентия. Последняя сопровождалась блестящим успехом. Несмотря на защиту гарнизоном из 5 тысяч человек, она захватила Луисбург вместе с находившимся в его гавани флотом и подчинила всю провинцию Кап-Бретон. Милиция американцев оказала поддержку английским войскам, энергично напавшим на форты. Монкальму с очень малыми силами удалось отразить генерала Эберкромби от Тикондероги, а войска Филадельфии и Вирджинии, руководимые Джорджем Вашингтоном и вдохновляемые его мужеством, овладели фортом Дюкен. Имя Питтсбурга, данное новому завоеванию, еще напоминает об уважении колонистов к великому министру, впервые открывшему им Запад. В следующем году французы при приближении Эмгерста оставили Тикондерогу, а англичане взяли форт Ниагару, разбив шедший к нему на выручку отряд индейцев. Взятие этих трех фортов лишило французов возможности преградить колонистам доступ в долину Миссисипи и предоставить в руки другого народа, а не англичан, судьбы Северной Америки. Но Питт решил не только расстроить честолюбивые замыслы Монкальма, но и совсем отнять у французов их владения в Америке. В то время как Эмгерст овладевал фортами, экспедиция под командованием генерала Ульфа вошла в реку Святого Лаврентия и бросила якорь под Квебеком. Ульф уже сражался при Деттингене, Фоитенуа и Лауфельде и играл главную роль при взятии Луисбурга.
За неуклюжей внешностью и временами хвастовством молодого 33 летнего солдата Питт увидел уникальный героизм и выбрал Ульфа для блестящего завершения войны; но некоторое время казалось, что он ошибся в своем выборе. Никакие усилия не могли оторвать Монкальма от длинной линии неприступных скал, в этом месте ограничивающих реку; шесть недель войско Ульфа оставалось в бездействии, а самого его мучили болезнь и отчаяние. Наконец он принял решение, и на длинном ряде лодок его войско спустилось по реке Святого Лаврентия до того места у подошвы Авраамовых высот, где была открыта ведшая наверх узкая тропинка. Ничто не нарушало ночной тишины, кроме голоса самого Ульфа, спокойно повторявшего стихи Грея «Элегия на сельском кладбище» и заметившего под конец: «Я предпочел бы быть автором этого стихотворения, а не брать Квебек». Но он был так же храбр, как и чувствителен: он первым выпрыгнул на берег и взобрался по узкой тропинке, где не могли пройти рядом два человека. Его солдаты последовали за ним и вскарабкались на вершину, цепляясь за кусты и скалы: на рассвете 12 сентября все войско уже стояло в полном порядке перед Квебеком. Монкальм поторопился напасть на него, хотя его отряд, составленный из молодых рекрутов, далеко уступал в выдержке англичанам; его нападение было встречено сильным огнем, и при первом натиске англичан солдаты отступили. Ульф руководил нападением, прорвавшим строй французов, но в момент победы пуля пронзила ему грудь. «Они бегут, — воскликнул офицер, державший умирающего на руках, — право, бегут!» У Ульфа хватило силы спросить, кто бежит. Ему ответили: «Французы», и он прошептал: «Теперь я умираю спокойно». Смерть Монкальма в момент его поражения завершила победу англичан, а подчинение Канады после взятия Монреаля Эмгерстом в 1760 году положило конец мечтам французов о господстве над Америкой.
Глава II
НЕЗАВИСИМОСТЬ АМЕРИКИ (1761–1782 гг.)
Никогда Англия не играла такой важной роли в истории человечества, как в 1759 году. Это был год ее побед во всех частях света. В сентябре пришла весть о Миндене и о победе на высоте Лагоса, в октябре — о взятии Квебека, в ноябре — о поражении французов при Кибероне. «Мы должны каждое утро спрашивать, что за победа одержана, — говорил, смеясь, Горас Уолполь, — из опасения пропустить какую-нибудь». Но не столько число, сколько важность этих побед придали, и теперь еще придают, Семилетней войне ее несравненное значение. Можно без преувеличения сказать, что три главных ее победы определили на будущие времена судьбы всего человечества. Победа при Росбахе положила начало восстановлению Германии, возрождению ее политической и духовной жизни, долгому процессу ее объединения под руководством Пруссии и ее королей. После победы при Плесси впервые со времен Александра на народах Востока сказалось влияние Европы. Повторяя пышное выражение Бёрка, «мир увидел, как один из народов северо-запада вносит в сердце Азии новые обычаи, новые учения, новые учреждения». Победа Ульфа на Авраамовых высотах положила начало истории Соединенных Штатов. Питт прогнал неприятеля, страх перед которым привязывал колонистов к метрополии, разрушил преграду, отделявшую их от долины Миссисипи, и тем положил основание великой республики Запада. Не менее важными были эти победы для Британии. В ее национальной истории Семилетняя война явилась таким же поворотным пунктом, как и в истории мира. До того относительное значение европейских держав определялось их владениями в самой Европе. Но с конца этой войны уже неважным было большее или меньшее значение Англии среди окружавших ее государств. Она была уже не просто европейской державой, не просто соперницей Германии, России или Франции. Она овладела Северной Америкой, подготовила себе владычество в Индии, господствовать на морях; все это вдруг высоко вознесло Британию над другими странами, расположенными на одном материке и обреченными поэтому играть сравнительно незначительную роль в последующей истории мира.
И точно: едва закончилась война, как сознание судеб, предстоявших английскому народу, нашло себе выражение в той неутомимости, с которой его моряки стали проникать в отдаленные моря. Атлантический океан превратился в простой пролив между британскими владениями; но за ним к западу простирался обширный океан, где британский флаг был почти неизвестен. В год,