Шрифт:
Закладка:
Через пятнадцать минут на улицах раздались звуки военных рожков. Ворота были заперты, стража повсюду усилена.
Главный отряд войска был стянут к городскому дому: в одну минуту он мог очистить площадь.
Это не было напрасной предосторожностью. Я знал, что она, если захочет, способна пойти на риск и поднять народ. Я считал её способной на всякое сумасбродство и потому приставил к её груди кинжал. У меня не было сведений о том, до какой степени восстание подготовлено в городе. Я сделал многое, чтобы обезоружить её, но, благодаря своей красоте, она» могла вскружить голову мужчинам и толкнуть их на какое-нибудь безумное дело. Равновесие поддерживалось только страхом перед герцогом и мной, и мне скоро пришлось убедиться, как велик был этот страх.
Я не мог жаловаться на исполнение моих приказаний. Всё было сделано с точностью часового механизма. В сорок минут все распоряжения были исполнены. На одну минуту город, собиравшийся уже спать, встрепенулся было, но, выйдя из своего спокойствия, сейчас же струсил. В окнах показались испуганные физиономии, на улицах стали собираться небольшие группы людей, спрашивающих друг друга, что случилось. Но как только появлялись вблизи солдаты, звеня доспехами, все проворно исчезали в каком-нибудь узком, тёмном переулке. Кто рискнул спросить, не получал ответа и шёл в страхе домой.
Обширная площадь опустела, словно кладбище. Только присутствие войска несколько оживляло её. Надвигалась ночь. На мокрых камнях играли отблески света, падавшего неизвестно откуда. Правильные ряды солдат и лошадей казались в этом безмолвии и мраке чем-то нереальным, как будто всё было только сном. Но, увы! То была сама действительность.
Дон Рюнц посмотрел на меня вопросительно, когда я отдавал ему приказания. Но, взглянув мне в лицо, он счёл за лучшее не заговаривать со мной. Он знал, что у меня бывают настроения, при которых не следует задавать мне какие-либо вопросы.
Барон фон Виллингер, который способен расспросить самого дьявола, если что-нибудь его заинтересует, проезжая мимо нас к своему посту, весело крикнул:
— Неужели приближается принц Оранский? Это местечко нас совсем засосало, и я рад бы поразмяться.
— Боюсь, что не придётся, — отвечал я. — Я хотел только посмотреть, как идут наши дела.
То, что я перечувствовал в этот день вечером и затем ночью, не поддаётся никакому описанию.
Войска простояли на площади целую ночь и весь следующий день. Не думаю, чтобы это удивляло солдат: ложные тревоги для них были не в диковинку.
Глубокую ночную тишину нарушали лишь стук копыт о мостовую да тихие слова команды при смене караула. Ночь прошла спокойно.
На другой день в назначенный час я стоял опять перед донной Изабеллой. Она была бледна как смерть, но поднялась мне навстречу гордо и величаво.
Я холодно поклонился:
— Я явился выслушать ваш ответ, сеньорита.
— На ваш вопрос, как вы его поставили, ответ может быть только один.
— Вы принимаете моё предложение?
— Да.
— Можете вы приготовиться к свадьбе на будущей неделе?
— Да.
— Я устрою всё сейчас днём и дам достаточно времени тем, кто должен покинуть город. Но я был бы очень рад, если б они поспешили это сделать, ибо разные непредвиденные обстоятельства могут заставить меня сократить данный им срок. Будьте добры возвратить мне списки.
— Вот ваши списки, сеньор.
Она взяла их со стола и передала мне.
Глубокая жалость к ней охватила меня в ту минуту, когда она стояла передо мной с крепко сжатыми губами, бледная как смерть. Несмотря ни на что, я ведь любил её. Одну минуту мне хотелось сказать ей, что я спасу всех этих людей и рискну всем, требуя только одной награды — взглянуть на её лицо. Если б она помолчала ещё, я бы непременно это сделал. Но она опять заговорила, и её слова спугнули это чувство.
— Какое ручательство вы дадите мне в том, что сдержите своё обещание?
— Только моё слово. Вы можете рискнуть в этом случае, ибо вы всё равно в моей власти. Я не отступлю ни на йоту от того, что сказал. Вы ещё не знаете дона Хаима де Хорквера. Я не купец, чтобы изменять свои условия или давать ручательства.
Она прикусила губы и опустила глаза.
— Хорошо, я верю вашему слову, — промолвила она после небольшой паузы.
Я поклонился:
— Мне остаётся только просить господина ван дер Веерена принять меня.
— Он ждёт вас. Но… он воображает, что я счастлива. Прошу вас, не разрушайте эту иллюзию.
— С удовольствием. Я вообще не люблю разрушать никаких иллюзий, у кого бы они ни были.
Я нашёл ван дер Веерена в его комнате. Не помню, что я говорил ему. Кажется, я старался объяснить такой короткий срок особенностями военного времени — теперь в Голландии нужно скорее справлять свадьбу, иначе она рискует быть отложена навсегда. Должно быть, то, что я говорил, было верно, ибо под конец он засмеялся и сказал:
— Я рад, что моим зятем будете вы, дон Хаим. Вряд ли кому я отдал бы свою дочь с такой охотой. Прошу вас, сделайте, чтобы она была счастлива.
Я кивнул. Видит Бог, я сам хотел этого.
— Что касается её приданого… — начал было он.
Но тут я перебил его, вспомнив то, что уже раньше сказал на этот счёт.
— Прошу вас выслушать и понять меня как следует. Я дал себе зарок взять себе жену без гроша, будет ли она богата или бедна. Позвольте мне теперь сдержать этот обет. Мы, южане, как известно, народ суеверный.
Он смотрел на меня с величайшим изумлением.
— Странное условие вы ставите, дом Хаим. Моя дочь знает об этом?
— Да, и она согласна на это. Мне кажется, я заразил и её своим суеверием, — отвечал я, грустно улыбнувшись.
Он пристально взглянул на меня:
— Надеюсь, Изабелла не сказала ничего такого, что вы могли бы истолковать дурно. У неё благородное сердце, но иногда её суждения слишком поспешны и необдуманны. Если она сказала что-нибудь ненужное, прошу вас извинить её. В ней течёт кровь моей матери — та же горячая, южная кровь, что и в вас дон Хаим.
— Я это знаю. Но мы вполне согласны относительно этого условия. Это единственная моя просьба к вам, но я очень на ней настаиваю. Я бедняк в сравнении с вами, но всё-таки у меня достаточно средств, чтобы содержать
