в змеиное название. И по смене поколений люди не только привыкли, но и стали как-то соответствовать названию. Вот и не верь, что как называешься, тем и являешься. Лебеди, вон – гордые и самовлюблённые, возможно – верные, Волки – скорые, непоседливые, хищные и боевитые. Змеи – скользкие, хитрые, подлые и шипящие, шепелявящие. Потому – Пешт, а не Перст.

Но это так, к слову пришлось. А главное – река. Её с разбега не перемахнёшь! А единственный мост через реку был разрушен Катаклизмом. Пролёты моста лежали теперь на дне реки, этакими зелёными каменными островками, на которых бурлило и пенилось течение речных вод. Остались только фундаментальные опоры. На которые и были проложены деревянные пролёты. А Волки недавним своим налётом мост сожгли. Восстановить переправу удалось быстро, но хлипкую и временную. Люди и даже коней перевести можно, а вот грузы – понтоном. А понтон – в стороне, там, где берега менее круты и течение поспокойнее. То есть без прикрытия стен шепелявого Пальца, вне видимости городского гарнизона. Естественно, «волки» «погрызли» переправу.

Типичное узкое место снабжения. Много натаскаешь на тот берег мешками? По прогибающимся и гуляющим под ногами помосткам? И если Сам выбрал тактику удушения тотального доминирования, подразумевающую превосходство везде и во всём, то эта безотказная, как асфальтовый каток, тактика имеет ряд недостатков и уязвимостей, снабжение в котором – на первой строке, как самое очевидное уязвимое место. Доминирование как бы подразумевает нагнетание численного перевеса по всем направлениям. А «численное превосходство» имеет свойство значительно превосходить в числе тоннаж поедаемого снабжения.

Вот нам, «Усмешке Смерти», и поставлена задача соединить берега реки и создать предмостное укрепление по ту сторону реки. Чем мы и занялись. Пусть и с видимой неспешностью, но с основательностью.

Начали, конечно, с лагеря, разбив его на том, «вражеском», берегу. Хотя можно было бы базироваться и в Персте-Пеште, стоящем прямо на берегу. Но я испытывал неприязнь к странноватым жителям этого города, а Чижик их вообще истово ненавидел. И не мог скрыть своего презрения, доставая всех кругом насмешками над «змеями» и экскурсами в историю этого княжества. Так получилось, что до того, как эти земли стали княжеством Змея, оно было княжеством Совы, а ещё раньше – Царством Речного Тростника, Рогоза. Камышовым Царством. А Чижик – царевич, оказывается. Ещё и местным оказался. Это, оказывается, его родина. Кто бы мог подумать? Так вот совпало. Бывает? Бывает, как видите. Совпадение? Или – не думаю?

И плевать бы на Утырка и его вкусовые предпочтения, но люди его уважают, хотя на первый взгляд и не скажешь этого за их ироничными шуточками над ним, у Вещей граничащими с открытыми издёвками над Чижиком. Но юмор этот только для внутреннего пользования. Непонятный даже «северянам», принятым к нам в Северном округе. «Смертники» стремятся, осознанно или нет, но подражать царевичу. Неприязнь и брезгливость к «змеям» командира перешла на весь личный состав вверенного ему подразделения. Такие вот пирожки с котятами.

Потому забазировались мы по ту сторону реки. И возвели лагерь. Теперь возводим пять башен сразу. И не из прихоти. Такое ЦУ мы получили от Самого. Строим башни из камней, за которыми приходится нырять в реку, поднимая их со дна, из нанесённого ила, отчищая от водорослей и речного мха. Кроме камня в ход идёт привозной щебень на растворе из того же речного песка и цемента.

Да-да, цемента. Чижик, как оказалось, парень пусть и юный, да по-детски непосредственный, но хозяйственно-прижимистый. Вот он и «прижимил» то разомкнутое кольцо, вокруг которого мы в прошлый раз построили печь. Потому печь – есть. Материал под ногами валяется. Маги имеются. Силу им магическую регулярно поставляют две особые повозки в нашем обозе, с которыми передвигаются семнадцать особых «бойцов» банно-прачечного разгрузочного «батальона». Отсюда презрение Чижика к «обозникам». Народ с регулярной очерёдностью ныряет в палатки этого особого, «глядского» подразделения и похотью своей заряжает камни-уловители. Маги мои к этой дармовой глядской силе уже привыкли, «раскачали» полупроводниковые силовые и магические каналы. И работа с печью и кольцом для них – будничная повинность.

Кстати, про будничность. С каменными башнями лагерь – крепость. А у крепости должно быть имя. И когда я услышал слово «Пешт», то строящийся лагерь на ассоциациях назвал – Будда. Чтобы стало, со временем – Будапешт. Только народ не принял бессмысленного для них названия и сначала за моими глазами называли лагерь «Будним», а потом и в глаза – так же, привычно, для них опять же. Искренне удивляясь, если я поправлял. Вот я и махнул рукой ну, Будний, так Будний. Хоть Будущий! Будний Пешт. Рабочий Палец. Пролетарский. Бывает!

Севернее города была небольшая горная гряда, южнее болота. С гор нам возили камень и щебень, но мало и медленно, потому как гужевым двуногим транспортом – рабами, грузоподъёмность коих весьма-весьма ограниченна, да ещё и караванным методом, когда охраны рабов больше самих рабов, Волки себя уважать заставили. Потому мы и занялись подъёмом камня с реки, не в силах ни стерпеть перебоев снабжения, но и не желая самим таскать камень из-за горизонта. С реки же брали глину и песок, а с болот добывали тростник и немного забавлялись истреблением болотных тварей. Потому как лесов тут нет, строительные деревянные конструкции и опалубки строить просто не с чего. Плели камышовые циновки, корзины и прочие формы, обмазывали их глиной – готовая заливочная форма для бетона. После засыхания глины. Из глины же лепили и прочие формы, и даже кирпичи формовали. Кирпич такой, высыхающий самостоятельно на ветру и осеннем Светиле, был, естественно, просто никакой. Без отжига-то? Но как временное явление – пойдёть! Нам тут не детей собственных поднимать, а «сдать объект», да и валить дальше!

Вот и поднимались башни из кирпича-сырца, матов, плетённых из камыша, обмазанных глиной, и мегалитов бетонных. Печь и бетономешалку сделали быстро, кран-журавль, один, потом второй – тоже быстро. Один кран – в Буднем, второй – посреди реки, на опоре моста. Им поднимали камни с воды, зачаленные нашими «боевыми ныряльщиками».

Работа шла с некоторым весёлым ажиотажем, чётко, споро, весело, посменно, со взрывами смеха то на одном фронте работ, то на другом.

Сам нас не забывал. Присылал помощников. Так как Перст был полупустым – народ, излишний, да и вообще какой попался под пылесос мобилизации, новый порядок отсюда выгреб ещё по весне. А сейчас зима на носу. Потому ещё на стадии котлованов под башни к нам прибыл маршевый «мясной» полк, сразу же попавший как