«Варваром» он назвал Оскро.

— Правда ли, что ты и есть тот самый «чужеземец», который был главарем мятежных арбатилов? А кто этот ребенок?

Мне пришлось рассказать ему всю историю моих злоключений, ничего не утаивая. Когда рассказ дошел до событий в Венедии, я ощутил, как голос мой приобрел оттенок вызова. Закончил я свое повествование возвращением в Эпониак, где был схвачен Оскро. Цезарь насмешливо проговорил:

— Измена была совершена на другой день после вашего отъезда, ты слышишь? На другой день! Оскро уже тогда предал вас, он связался с нашими людьми. Но это совсем другая история. Знаешь ли ты, какое наказание ждет предателей?

— Истязание кнутом до потери сознания, а затем обезглавливание.

— Ты можешь сказать что-либо в свое оправдание? Что тобой двигало?

— Я признаю себя виновным.

Взгляд Цезаря опустился на тебя. Не понимая важности происходящего, ты прижалась ко мне, обхватив за ногу, и локоны обвили мои колени. Внезапно орлиный взор императора натолкнулся на твои робкие, потемневшие от страха глаза.

— Тит, почему ты меня предал? Почему ты забыл о своем происхождении? Из-за неудач, которые преследовали тебя?

— В Риме мне не оставалось больше места. Я лучше других подходил для опасной миссии… Не ты ли сказал однажды: «Лучше быть первым в своей деревне, чем вторым в Риме»?

— Я.

— В Эпониаке, этой лесной деревне, я был первым. Если бы ветер поддержал нас, твои корабли были бы потоплены, а я стал бы здесь королем.

— Так это ты руководил сухопутными частями венедов?

— Я, Цезарь.

Некоторое время он не мог произнести ни слова, его пальцы сжались в кулак на подлокотниках. Он закрыл глаза… Так прошла минута, а может, больше. Снаружи раздавались крики чаек. Они кружили над римскими галерами, которые заняли место недавнего флота венедов. Золотые кони больше не теснились на привязи у пристани. На их месте скалились пасти волчиц. Странное спокойствие нашло на меня.

— Я играл и проиграл, — сказал я. — У тебя есть полное право разделаться со мной.

— Нет, твоя воинская доблесть теперь послужит мне. Я не знал, что ты настолько умен, как воин. Решай сам свою судьбу, только быстро! Принимаешь или нет? Подумай, что ты теряешь? Рим тебя отверг? Пусть. Тогда ты перешел на сторону врага. Но и враг тебя отверг. Твоя судьба напоминает судьбу венедских кораблей: ветер улегся слишком рано для тебя, Тит! Короче, предлагаю тебе сделку.

Он усмехнулся.

— Тебя удивляет мое милосердие? Не считай его слабостью.

— Ты устал казнить?

— Вся моя прежняя жизнь состояла из схваток и насилий, они ожесточили меня. Признаюсь, на этот раз я не на шутку испугался. Я почувствовал близость конца. Одно из самых неприятных ощущений, особенно когда привыкнешь к славе. Венедская знать заплатила за эти минуты. И весь народ будет увезен с этой земли и продан с аукциона.

— Продай меня вместе с ними.

— Нет. Тебе повезло родиться одним из Юлиев. Я не хочу, чтобы кое-кто из Сената распускал порочащие меня слухи. Ничто не должно пятнать репутацию нашей семьи.

— Но трибуны слышали доклад Оскро.

— Что значит для них слова варвара? Итак, решай: или ты будешь незамедлительно казнен, не успев никому рассказать о своей измене, или ты поступаешь ко мне на службу в обмен за жизнь. Мне же, надо сказать, стало легче, когда я узнал, что едва не погиб благодаря умению римского офицера, а не предводителя варваров… Ничто не может остановить моего восхождения к величию: ни предательство, ни талант некоего Бойорикса, беженца из Нарбонии… Итак, ты согласен?

И я согласился. Из-за тебя, Ливия. Я смог также спасти Котуса, но лесорубы, плененные с нами в Эпониаке, остались у римлян: их либо казнили, либо продали в рабство.

Цезарь объявил всем о моем возвращении из секретной миссии. Это прошло гладко: я будто бы оставался долгое время в плену у венедов. Никто не посмел усомниться в достоверности слов императора. Помимо всего, этот удивительный человек назначил меня трибуном.

Тебя же, моя Ливия, я доверил, ожидая лучших времен, маркитантам и их шлюхам, которые всюду следовали за армией. Они заботились о тебе с материнской нежностью. Почти сразу же мы отправились в Северную Галлию, где волновались морены и менапы. Затем я с Цезарем отбыл в Рим, ведь отныне я принадлежал к его свите. Я воспользовался случаем, чтобы устроить тебя на вилле в Кампани. Мои престарелые кузены приняли тебя, как если бы ты была моей дочерью. Как моя дочь, ты и была ими воспитана.

Глава IX

Что было потом? Я остался верен слову, данному Цезарю. Не оттого, что испытывал к нему чувство признательности, не оттого, что преклонялся перед его гением. И не потому, что любовь к родине проснулась во мне. Эти чувства отслоились от моего сердца, как сухая змеиная кожа после линьки. Нет, я служил с добросовестностью наемника. Я выполнял обязанности воина, помогал Цезарю завоевывать Галлию. У меня не было привязанностей, чтобы испытывать угрызения совести: ни Рим, ни Галлию я не считал своей родиной, они не могли возвратить мне моего быстротечного счастья. Моим домом стал с тех пор лагерь легионеров. Грубые, невежественные солдаты стали моей семьей. Они весело завоевывали остаток мира. Им раздавали яркие плащи, серебристые чеканные кирасы, награждали почетным оружием. Так жизнерадостные рыбы шныряют по теплому мелководью, пока рыболовный крючок не выбрасывает их на сухой песок. Не каждому выпала удача лечь в отдельную могилу. А их маленькие друзья, хамелеоны и белые мышки, попадали за пазуху к другому беспечному служаке.

После Фарсала Цезарь больше не сомневался в моей верности. По натуре он был великодушен и со временем решил отблагодарить меня за службу, пожаловав звание легата и полную суму золота, захваченного в войне с Помпеем.

Когда жадный Красе и его сын Публий погибли в Партах, я смог выкупить свою палатинскую усадьбу, где и устроил тебя. Выкупом дома и его хозяйством занимался Котус. Я же снова был при Цезаре, сопровождал его в Египте. Однажды вечером, после сражения на Ниле, мне посчастливилось найти на берегу увязший в иле позолоченный щит, под которым был похоронен молодой царь Птолемей, муж и брат Клеопатры. После того случая я обрел особое расположение Цезаря. Я стал как бы вице-императором. Мне выделили покои в знаменитом дворце Птолемеев, наделили привилегией обедать за королевским столом и пользоваться кораблем, который был построен по приказанию Клеопатры специально для Цезаря.

Но дворцы фараонов, их роскошные пирамиды не имели в моих глазах