— Будешь вечером делать уроки или пойдешь гулять? — спросила мама. Боже мой, ты совсем не ешь.

Наташа ничего не ответила, уронила на пол вилку и затряслась от беззвучных рыданий.

Мама быстро поставила чашку на стол и всплеснула руками, звонко хлопнув в ладоши.

— Что с тобой, Наташенька?

— Не хочу. — Наташа оттолкнула тарелку и зажала рот рукой, чтобы сдержать рвущийся из груди плач.

— Я желаю наконец знать всю правду, — сказала мама. — Сейчас же рассказывай, что было в школе.

— Меня спрашивали. — Наташа уронила руки и заплакала громко и неудержимо.

— Я так и знала, — испуганно сказала мама и опустилась на стул. — По арифметике?

— Да-а-а. — Наташа плакала изо всех сил.

— Учебный год только начался, а ты уже приносишь домой такие подарки. И, как нарочно, именно сегодня. Как тебе не стыдно. Ведь ты уже в третьем классе.

— Я не нарочно. Она про деление спросила.

— Разве деление разрешается не знать, — язвительно сказала мама, вставая и беря со стола чашку. Наташа с мольбой смотрела на маму широкораскрытыми мокрыми глазами.

— Пожалуйста, не думай, что твои слезы разжалобят меня. Останешься сегодня без сладкого.

Наташа до этого совсем не думала о компоте, но сейчас она уже хотела компот и заплакала еще громче. Вдруг она увидела, как от калитки с шумом отъехал грузовик, на котором всегда приезжал с работы папа, а сам папа уже открыл калитку и быстрыми легкими шагами шел по желтой пятнистой дорожке к террасе.

Наташа перестала плакать и отвернулась, но папа все равно уже знал обо всем.

— Добрый вечер, Нина, — сказал он, подходя к маме и целуя ее в щеку. В честь какого предмета сегодняшний концерт?

— Арифметика, — ответила мама, целуя папу. — Что нового на работе?

— Как всегда, строим, строим.

— Ты звонил Маргеляну? Что он сказал? — спросила мама.

— Очень хорошо, — свирепо сказал папа, подошел к Наташе и больно зажал ее подбородок пальцами. — На этот раз арифметика. Учебный год только начался, и уже пошли концерты. И это называется третий класс.

— И, как нарочно, именно сегодня, — сказала мама.

И папа и мама действовали совсем не так, как хотелось Наташе. Вместо того чтобы успокоить, унять ее безутешное горе, они говорили неприятные насмешливые слова, от которых делалось только тяжелее и горше. Наташа сидела вся в слезах и лишь всхлипывала в ответ, когда папа и мама обращались к ней. Она была совсем одинока, а папа и мама не замечали этого.

— Будем обедать? — спросил папа у мамы.

— Разве Маргеляны не придут к нам? Обед давно готов…

— Маргеляна неожиданно вызвали на совещание к Вязову, — сказал папа. Торжественный прием откладывается. Посвятим сегодняшний вечер проблемам воспитания.

Папа и мама ругали Наташу, и аппетит у них не портился. Они съели грибной суп, картофель с мясом, компот, и папа попросил еще мяса и еще компота. Мама пошла в дом и вернулась на террасу в старой кофте, накинутой поверх платья.

— Уже свежо по вечерам, — сказала мама. — Скоро дожди начнутся…

— Что же ты молчишь? — сказал папа, доставая папиросы. — Как ты предполагаешь жить в будущем? Опять двойки?

— Я не знаю, — ответила со слезами Наташа: она в самом деле не знала, что будет с ней в будущем.

— Уж не считаешь ли ты, что об этом должны знать мы, — сказал папа, выпуская вверх, к лампочке, кольца дыма.

— Кто же должен знать, как не ты, — сказала мама, собирая тарелки на столе.

— Я не знаю, не знаю.

— Не будь такой упрямой, — сказала мама. — Ты же всегда была круглой отличницей. Как тебе не стыдно. Ты совсем испортилась.

— Напрасно ты вспоминаешь о прошлых заслугах, — сказал папа. — Они ничего не значат.

— Я занимаюсь, — сказала Наташа. — И вчера я тоже занималась. И сегодня утром тоже.

— Значит, ты мало занималась, — сказал папа. — Значит, надо заниматься больше. Усердней. Для меня вопрос ясен.

— Им столько задают, — сказала мама. Она уже собрала все тарелки, но не уходила и с укором смотрела, как папа курит. — Очень много заданий. Дети вынуждены просиживать за уроками все свободное время.

— Напрасно, Нина, ты потакаешь бездельникам.

— Коленька, об этом даже в газетах писали. Разве ты не читал? — Мама была удивлена.

Папа посмотрел на Наташу и строго сказал:

— Наташа, ты пообедала? Выходи из-за стола.

— Я пойду погуляю, — сказала Наташа. — Пойду к сливам.

— Ты никуда не пойдешь сегодня.

— Тогда я посижу еще за столом. Можно?

— Наташа, я сказал, выйди из-за стола.

— Иди к себе, Наташа, — сказала мама. — Иди спать, уже темнеет.

— Встань сейчас же из-за стола и отправляйся в свою комнату, раздельно повторил папа. — Мы сообщим тебе наше решение. И запомни раз и навсегда: детям не полагается слушать разговоры старших.

Наташа закрыла лицо руками и выбежала с террасы. Она упала головой на подушку и дала волю слезам. Она была самым одиноким человеком на свете: сначала ее не поняла учительница, потом не поняли папа и мама; ее оставили без компота, не пустили гулять. Никто не понимает ее — и горькие слезы неудержимо бежали из глаз.

Подушка скоро стала совсем мокрой. Лежать на мокрой подушке было неудобно и сыро, но у Наташи совсем не было сил шевельнуться, и она лежала и плакала. Один раз она затаила дыхание — ей показалось, что кто-то подошел к двери и стоит за ней. Наташа приподняла голову и прислушалась: ей очень хотелось, чтобы мама или папа пришли к ней. Но дверь не открывалась, никто не входил в комнату.

— Это антипедагогично, — сказал папа на