а предостерегает нас всех, подготавливает к будущей катастрофе. Вот и Кевин не мог оторваться от статьи, читая ее прямо посреди улочки. В голове было пусто, хотя обычно он раздумывал прямо во время какого-либо действа. По телу пробежался мандраж, словно этот «апокалипсис» уже наступил, а он запоздалый участник этого движения узнает об опасности.

«Еще ничего не доказано, спокуха. Сколько подобных заявлений было и все мимо. Считай, тот самый конец света в двенадцатом году». — Вышвырнув газету куда-то в сторону, тот побрел дальше, но мыслями остался в плену тех строк, прокручивая их еще и еще в голове.

Спустя несколько дней города охватила какая-то чума, косившая людей направо и налево. Новостные каналы разрывались от сообщений о «зомби-апокалипсисе», «конце человечества» и рекомендаций от властей насчет бункеров. Везде царил хаос и банда не была исключением. Ворон нервничал и напоминал умалишенного, а остальные дрожали от страха в хилом здании, которое по сути никак не могло защитить их от угрозы. Винт рвался на улицу, его раздирал интересен к происходящему, но его чуть ли не всей «семьей» запирали в четырех стенах, чтобы он всегда был на виду. Чон переживал за него, ведь младший и представить не мог, что сейчас разворачивается в городах, да и вообще по всему миру.

За провизией всегда выходили двое и постоянно находились вместе, в одиночку разгуливать сейчас слишком опасно. После очередной ходки ребята пришли с пустыми руками, но поведали, что животные, что обитают на улицах или просто сбежали из дома, валяются там, где подохли. Половину города будто перенеслось в какую-то пространственную аномалию с разбитыми ландшафтом, оставленными машинами, разбросанным мусором и личными вещами, но самым жутким было — это кровь. Ее было уйма. Багровые реки тянулись по асфальту, плитке и земле, привлекая… людей? Внешне это были они, но повадки напоминали животных… нет, скорее зверей. Грязные, оборванные, все в ссадинах, язвах и гное с кровью, но настораживали еще и звуки, которые те издавали.

Скрыться от них можно было, полагаясь на базовые знания о самосохранении — не издавать лишних звуков, не шуметь, не привлекать внимание, а самое главное обойти их десятой дорогой и никогда больше не встречаться. Единственное создание, что могло нагло нарушить твои планы и подвергнуть твою жизнь смертельной, в прямом смысле слова, опасности — вороны. Эти некогда надоедливые птицы («Летуны») стали сродни собакам, что безбоязненно кидались на человека, заприметив его всей стаей. Все в банде с опаской относились к жути, что поджидала их вне стен дома, и не важно что именно это было, они шарахались всего.

Одним вечером, который окажется впоследствии роковым, Винт со слезами на глазах вбежал в их дом, переполошив всех и вся. Зажимая перевязанную грязной тряпкой руку, тот ринулся в комнату Чона, где он и несколько ребят обсуждали последние новости. В комнате повисла гробовая тишина, но та продлилась всего пару секунд, пока ее не разорвали плачь Джея, ухающего вниз сердца его брата и шокированные вздохи ребят. Не нужно быть гением, чтобы понять откуда прибежал маленький член «семьи», что случилось с его рукой и кто стал виновником сего деяния. Следующие мгновения, казалось, растянулись на сотни лет, если не тысячи, пока Ворон не подорвался со стула, на котором сидел, и не подлетел к брату, а остальные ребята, разве что с вытаращенными глазами уставились на сокрытую от глаз рану. Никто не посмел отпрыгнуть от зараженного, скрыться, осудить или как-то затравить его за проступок, это ведь был для всех них маленький ребенок, так полюбившийся всем, поэтому каждый остался на своем месте, не сдвинувшись ни на сантиметр.

— Винт, что с тобой, братец? — Обхватив лицо мальчика ледяными ладонями спросил старший, внимательно заглядывая в голубизну глаз.

Тот лишь промычал что-то несуразное, скривив губы в очередной волне плача. Тогда Ворон коснулся пальцами краешка тряпочки, которую детские ручонки прижимали к кровоточащей ране. Внутри его раздирали всеразличные чувства, начиная от стыда на самого себя, потому что не уследил за Джеем, заканчивая злостью на весь белый свет. Перед глазами образовалась пеленка горьких слез, хотя те и были соленые. Чон знал, что увидит там рану, оставленную зомбированным, через которую обязательно передалась инфекция. Процесс необратим, конец всегда был одинаковым, но эта глупая, дурацкая надежда, что «может все будет по другому, а вдруг у него сильный иммунитет или организм? Он обязательно справиться и не обратиться в ближайший час, а может и раньше».

Ворон презирал таких людей, называя их «слепыми глупцами», ведь питать подобное в таких ситуациях являлось собой абсолютным бредом, ничего не исправить, остается только смириться. Но сейчас стал одним их них, не способным принять очевидное, ибо лишиться дорогого тебе человека, а тем более родного брата, ударит по тебе так, что ты будешь скулить и выть от невыносимой боли, злости не себя, обиды на умершего, при этом неспособным сделать ничего.

Они оба дрожали и были на грани истерики и нервного срыва; один боялся увидеть, а второй показать. Все-таки отодвинув один из уголков куска ткани, Чон заметил рваный след от укуса, почерневшую кожу, сгустки свернувшейся крови и какой-то слизи, а также нельзя было скрыть зловонный запах тухлятины, которая исходила от раны. Зажмурив глаза до белых мушек, а челюсть сжав до хруста зубов, Ворон сгреб в охапку братика и тихонько зарыдал, проглатывая крик вместе со слюной, давя вопли в груди и хватая ртом воздух,