вытащил из ножен меч, положил его поперёк колен и стал чистить. Известно, что бывает с клинком, если его вовремя не отчистить от крови. Он тоже мог бы много всякого разного сказать про Лучезара, но при кнесинке сдерживался.

Болезненно хромая, к ним подошёл Мал-Гона и сел наземь, неловко вытянув вперёд перехваченную тряпицей ногу. Он потерял в сражении четверых отличных парней и был расстроен и зол.

– Мужилу не видел? – мрачно спросил Аптахар.

– Да чтоб он сдох, твой Мужила!.. – прорычал вельх. – Пришибли – плакать не буду!

Сольвеннские ратники, слышавшие эти слова, и не подумали возражать. Кнесинка смотрела на мужчин, ещё не остывших, не отошедших от боя. Наверное, следовало одёрнуть молодцов, заставить чтить того, кого поставили над ними старейшины. Но в том-то и беда, что не заставишь уважать человека, который ничем этого не заслужил.

И кнесинка сказала совсем другое.

– Я недостойна быть государыней… – тихо обратилась она к Волкодаву. – Я… я совсем перетрусила…

Волкодав поднял голову и улыбнулся. Аптахар и Мал-Гона посмотрели на неё, потом друг на друга и одновременно захохотали. Спустя некоторое время смеялась уже вся маленькая крепость, даже те, над кем успел потрудиться Иллад.

Внизу между тем поднялся шум и крик. По всей видимости, Лучезаровичи загоняли «призраков» обратно в болото. Несколько востроглазых ребят взобралось на валуны; делалось всё светлее, и они разглядели лодки, улепётывавшие через разлив. Самые обычные плоскодонки, только на бортах ещё болтались обрывки камыша и сплетённых ветвей. Остальное охапками летело в стоячую воду: разбойники уносили ноги.

Когда по склону холма, приближаясь, застучали копыта, ратники снова схватились за луки и строго окликнули подъехавших.

– Славный воевода, боярин Лучезар Лугинич едет! – долетел навстречу голос Плишки. – Дорогу боярину!

Дорогу боярину освободили, хотя и без той почтительной спешки, к которой он привык в Галираде. Лучезар соскочил с вороного и стремительно вошёл в святилище, сопровождаемый Канаоном и Плишкой. Остальные сунулись было за ним, но их не пустили, сославшись на то, что внутри и без них довольно народа. На самом деле ратники, только что отстоявшие свою госпожу, вовсе не желали допускать к ней сторонних людей.

Однако Лучезар, как вскоре выяснилось, смотрел на вещи иначе.

– Сестра! – воскликнул он, ликуя. – Мы разбили и разогнали их, сестра, ты спасена!

Кнесинка Елень молча смотрела на него снизу вверх. Волкодав уже стоял подле неё, по правую руку, чуть впереди. Серо-зелёные глаза настороженно ощупывали и боярина, и двоих головорезов у него за спиной. Лучезар не мог не заметить, что с ним здесь уже обращались как с чужаком. Никто не разделил его восторга по поводу спасения «сестры», никто не отозвался на ликующий возглас. Кроме дружины, грянувшей мечами в щиты:

– Слава боярину…

– Ты лучше скажи, воевода, где ты со своими шастал, пока мы дрались? – хмуро проговорил Мал-Гона. К слову сказать, двое старшин, вельх и сегван, не подумали встать при виде молодого вельможи. А за старшинами – и их люди.

– Это я перед тобой, иноплеменником, ответ должен держать?.. – возмутился Лучезар. – Да ещё я с вас, холопские рожи, спрошу! Почему сестру мою неизвестно куда утащили, мне про то ничего не сказав? Еле нашли вас, доброго слова не стоящих! Почему… – это относилось уже к Волкодаву, – почему государыня бежала сама, а никчёмную старуху, рабыню, несли на руках?!

Телохранитель не отказался бы, в свою очередь, поинтересоваться, откуда боярин проведал такие подробности. Но не успел. Разгневанный Лучезар подскочил к нему и со всего плеча ударил в лицо кулаком.

Ну то есть не ударил, конечно. С Волкодавом подобные штуки не проходили уже очень, очень давно. Тело, едва остывшее после рукопашной, всё сделало само. Голова чуть-чуть убралась в сторону, правая рука метнулась вперёд, упираясь основанием ладони боярину в челюсть. Ударь Волкодав как следует, и лежать бы Лучезару со сломанной шеей. Венн бить не стал, просто сильно толкнул, отшвырнув вельможу на руки Плишке с Канаоном. Те его подхватили, заботливо помогли встать.

Всё произошло очень быстро, так быстро, что никто не успел схватиться за оружие.

– Волкодав… – прошептала кнесинка.

Лучезар медленно запустил пальцы в поясной карман, вытащил тонкий платочек, обтёр им губы и подбородок, к которым прикоснулся венн. Потом брезгливо бросил платочек наземь. Глядя на это, Волкодаву тоже захотелось поплевать на ладонь и вытереть её о штаны. Он удержался, хотя и не без труда.

– Сестра, – проговорил боярин негромко. – Ты окружила себя людьми, которым не подобает находиться рядом с тобой ни по рождению, ни по заслугам. Это бесчестит тебя, родственница. Внемли предостережению Богов: вспомни, сколько странного и нехорошего приключилось с тобой с того дня, когда ты привела в кром этот корень всех зол, этого худородного венна, давно забывшего, как звали его мать! Ты даже не знаешь, кто он и откуда, но почему-то доверяешь ему гораздо больше, чем мне. Я ведь не слепой, сестра, я всё вижу. Я долго терпел, но теперь хватит! Твой батюшка велел мне доставить тебя к жениху, но как только я что-то советую, твой венн тут же приказывает делать иначе. До сих пор ты поступала то так, то этак, чтобы никого не обидеть. Больше этому не бывать. Выбирай, сестра, – я или он! Я, родич твой, с кем ты вместе играла! Или прохожий случайный, который сегодня при тебе, а завтра – ищи ветра в поле! Выбирай!

Кнесинка Елень в отчаянии подняла глаза на телохранителя. Волкодав стоял молча и неподвижно. Он не смотрел на неё. Он пристально следил за Лучезаром и двумя его молодцами. Опять её принуждали решать, и не у кого было спросить совета. Кнесинка подумала о том, что в самом деле немногое знает про худородного венна. Только то, что прошлое у него действительно тёмное и что временами он бывает по-настоящему страшен. И ещё кое-что… Такое, чего она предпочла бы вовсе не знать…

Она ответила очень тихо, почти шёпотом, но твёрдо:

– Ныне и впредь я буду поступать так, как мне подскажет мой старший телохранитель, сын веннов, называемый Волкодавом…

– Я не ослышался, сестра? – спросил Лучезар.

– Молодец, кнесинка, давно пора, видит Храмн! – с большим облегчением проговорил Аптахар.

Мал-Гона разгладил рыжие усы и торжественно кивнул:

– Праведные слова ты говоришь, бан-риона, в этом святилище.

– Мужилу сыщем – мигом старшинства отрешим и пояс отымем! – выкрикнул по-сольвеннски молодой голос. – Не люб! Скажи за нас, Декша!

К некоторому удивлению Волкодава, на это имя отозвался ратник, которого он до сих пор знал как Белоголового. Декше было больно говорить из-за глаза, но всё-таки он