Шрифт:
Закладка:
Внутри этого глаза сиял Северный Ветер.
Хаджар посмотрел на свою правую руку — покрытая алыми татуировками его истинного имени, скрывшим многие шрамы.
А затем он поднял левую.
Вернее то, что осталось от неё.
Лишь темная, неясная субстанция, так похожая на ту, что заменяла другому Хаджару его недостающую половину.
— Где твоя ярость, Хаджар Дархан?! — кричала фигура. — Разве ты не слышишь рева твоих предков? Разве ты не слышишь боя барабанов?! Разве ты не чувствуешь эту жажду?! Жажду биться с целым миром!
— Ты безумен!
— Нет! — сверкнул синий глаз другого-Хаджара и жуткая улыбка исказила половину его лица. — Это МЫ — безумны!
Хаджар схватил свой меч и бросился вперед.
— Наконец-то! — засмеялась фигура.
Их клинки столкнулись и небо раскололось светом полотна молний.
Два дракона бились в небе.
Синий и черный.
Они терзали друг друга, впивались когтями и клыками. И слышался их смех и плач. Бил гром, сверкали молнии, лил дождь.
Холодный и промозглый.
Он проникал внутрь их разорванной души.
Глава 875
— Вечные Источники! — выкрикнул Иблим.
Снаружи шатра творилось что-то невообразимое. Спокойное небо вдруг окрасилось черным цветом. Порывистый ветер разорвал оковы мертвого штиля.
Ударил гром и начали сверкать молнии. И затем поднялась буря такой силы, что многим воинам пришлось встать по периметру лагеря и, воздев руки к небу, начать что-то на распев произносить.
Постепенно вокруг “дома” племени Шук’Арка возник мерцающий светом купол. И, в отличии от тех, что создавали в Семи Империях, он не был основан на мощи рун или иероглифов.
— Самые сильные враги, Прокладывающий Путь, — и в центре невероятного катаклизма, бури стихии, спокойным островком выглядел один лишь Хранитель Прошлого. Старик, сидя у костра, смотрел на извивающегося и стонущего белокожего человека. — мы не встречаемся с ними в честном и открытом бою…
— Что это за тьма, с которой он борется?!
— … мы видим их в отражении спокойной воды, — договорил старик и замолчал.
Игнорируя все происходящее, он смотрел на то, как корчился в муках белокожий воин и то, как все шире открывалась зияющая чернотой рана по центру его груди.
* * *
Два дракона, переплетаясь в клубки клыков, когтей и крови, бились посреди бушующего шторма. Они рвали друг друга, проливая на гору реки черной и синей крови. Их глаза блестели животной яростью и гневом.
Они били друг друга хвостами, летали вокруг сплетаясь в клубок, где сложно было отличить одного от другого. Порой казалось, что они и вовсе сливались воедино, чтобы обернуться змеем, пожирающим собственный хвост.
А затем, разделившись, вновь погружались в неустанную и кровавую бойню, которую сложно было назвать битвой.
Чешуя с тела, перья с “плавников” и шерсть с и морд летела на землю вместе с потоками крови и костей. Каждый удар огромной, когтистой лапы, сопровождался громом, сливающимся с ревом раненного дракона.
Каждый укус мощных челюстей, пронзающих крепчайшую кожу и чешую, сливался с ревом гневом и боли.
Молнии обвивали их тела светящимися нитями, которые вдребезги разбивались о когти и ярость их неукротимой схватки.
Скрываясь в облаках, они превращались лишь в смутные, застывшие на поверхности штормовых туч, силуэты, выхваченные вспышками яркого света.
А затем, резко вынырнув, они оба упали на пик горы, с которой и начали свою схватку.
На камнях лежало два израненных тела.
У одного в правой руке был зажат клинок чернее ночи, а у другого, в левой, меч ярче лазури полуденного неба.
Оба они тяжело дышали.
Залитые кровью, своей и чужой.
Израненные.
Но не сдавшиеся.
Оба, вонзив клинки в камень, поднялись на ноги. Одновременно посмотрев друг другу в глаза, кинулись в последней яростной атаке.
Их крики, полный жажды битвы, стали громом, а может гром — их криками.
Сверкнула молния.
В последний раз, перед тем как буря стихла, она осветила два силуэта. Прижавшиеся друг к другу так тесно, что сложно было различить где начинается и заканчивается другой, они стояли на коленях.
Их руки повисли плетьми.
Длинные волосы смешались в непонятные комья.
У каждого из спины торчало по клинку.
Черному и синему.
Никто из них не смог победить другого.
— Я лишь хотел… — хрипел тот, который владел синим мечом, созданным из ветра. — биться вместе с тобой, плечом к плечу. Как раньше. Когда мы были одни против всего мира. Когда мы были, …
Ударил гром и Хаджар вновь не расслышал того звука, что сорвался с уст того, чье существование он так долго отрицал.
А когда Хаджар открыл глаза, то он оказался посреди бескрайних простор укрытых зеленой травой. Вот только это не были пространства его души. Ибо там всегда по центру стоял холм с растущим деревом и серым камнем.
Здесь же не было и этого.
Только бескрайние, уходящие к горизонту, луга с качающейся в так ветру травой. На небе плыли кучевые облака, отбрасывающие тени на равнину. А затем, с очередным порывом ветра, пространство вдруг резко изменилось.
Теперь это была не равнина, а такая же бескрайняя степь. Желтая трава, редкие дикие колосья, мелкие камни и мелкие озера, в которых и колено не обмочишь если вброд захочешь перейти.
Солнце уже клонилось к закату.
Своими холодными, вечерними лучами, они светило в спину старцу. Именно старцу, а не старику. Мощные плечи, алый плащ, накинутый поверх кольчуги не раз бывавшей в схватке. Густые, до того седые, что даже белые волосы, собранные в хвост и косички.
Мощные, жилистые руки, покрытые нескончаемой вереницей шрамов.
Этот старец был воином.
Одним из тех, кто пережив все битвы, что перепали на его долю, пока так и не встретил столь вожделенный старым витязем конец — с мечом в руках, в сече с яростным и честным врагом.
Но в руках он держал вовсе не клинок, а инструмент, который Хаджар даже сходу и не узнал.
Это были гусли. Немного видоизмененные, но гусли.
И он перебирал их струны, извлекая столь знакомые для Хаджар звуки музыки.
— Кто
