— Ха, ха, ха! Не сердитесь-же, Иванъ Ильичъ. Страдалъ маленько засухою въ карманѣ. Разжился и принесъ…. даже съ процентами.

Клопъ подалъ какой-то пакетецъ.

— Ну, ладно. Кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ. А этоже кто? спохватился бульдогъ, вытаращивъ на меня глаза.

— Свой…. секретарь.

— Ну, садись, пупочекъ! Не прикажешь-ли водочки? Доложу тебѣ — забористая, матушка!

— Нѣтъ. Вы мнѣ смѣтку скрѣпите.

— Какую такую смѣтку?

— Да на новый подрядъ.

— Да развѣ ты ею распоряжаешься?

— Я ее взялъ, чтобы скорѣе прошла, да и на утвержденіе. Время дорого, матеріалъ вздорожалъ.

— А Захаръ Захарычъ?

— Копался, копался цѣлое утро, да сто разъ по пальцамъ сосчитывалъ пока скрѣпилъ.

— Ну, коли скрѣпилъ, то и я не прочь.

— Теперь главное сдѣлано. Остается еще мелюзга, шваль сказалъ Клопъ, усаживаясь на дрожки. — Поѣзжайте уже сами… Кучеръ знаетъ, куда. Порекомендуйтесь моимъ секретаремъ и передайте кульки; кучеръ вамъ скажетъ, кому какой.

— Я, право, не берусь. Могутъ повѣрить и открыть.

— Нѣтъ. Коли тузы скрѣпили, то имъ для чего же повѣрять?

— А если?

— А если…. то возьмитесь выкладывать на счетахъ и взмахните ровно на 7,200 цѣлкачей. Вы видѣли, какъ а это дѣлаю?

— Нѣтъ… у меня ловкости не хватитъ.

Клопъ посмотрѣлъ на меня какъ-то мутно. Куда исчезла его вѣчная радость и улыбочка, лицо его было неузнаваемо.

— Для пользы у васъ ловкости не хватаетъ, а для того, чтобы брать жалованье даромъ цѣлый годъ совѣсти хватаетъ?

Онъ сердито высадилъ меня изъ дрожекъ и умчался самъ безъ меня.

За всю мою службу у Тугалова я не чувствовалъ такого униженія, какое испыталъ въ одинъ этотъ день. Тотъ издѣвался надо иною, морилъ голодомъ, но, покрайней мѣрѣ, не заставлялъ влѣзать въ чужіе карманы и рисковать своей шкурой. Меня до глубины сердца оскорбляло сознаніе, что у подобнаго мазурика я бралъ подаяніе цѣлый почти годъ. Еслибы я не боялся грозной домашней сцены, я готовъ былъ-бы сію минуту оставить Клопа навсегда.

На другое утро Клопъ прислалъ за мною. Я нашелъ подрядчика въ хорошемъ расположеніи духа, смѣющимся и потирающимъ руки отъ удовольствія, по обыкновенію.

— Прошла смѣта благополучно. Сегодня на утвержденіе отправляется. Я уже совсѣмъ спокоенъ.

Я молчалъ. Клопъ замѣтилъ мою угрюмость.

— Что вы хмуритесь? я на васъ не сержусь. Вчера вспылилъ маленько: живой человѣкъ! Сообразилъ потомъ, что куда вамъ съ вашимъ застѣнчивымъ характеромъ возиться съ чиновниками. Ну, помиримся. Клопъ обнялъ меня за талью и игриво началъ бороться.

Прошло нѣсколько дней. Клопъ, казалось, совсѣмъ забылъ о нашей минутной размолвкѣ, но я уже не переставалъ смотрѣть на него недовѣрчиво и подозрительно.

— Я вѣдь уѣзжаю, знаете-ли? спросилъ меня Клопъ.

— Куда?

— Далеко. Меня утвердили директоромъ одного крупнаго банка. Теперь просторъ будетъ.

Мнѣ тогда еще не были знакомы ни свойства, ни цѣль банковъ, слѣдовательно, я не зналъ, что за просторъ будетъ новому директору Клопу.

— Вы какого званія? спросилъ меня какъ-то небрежно Копъ.

— Мѣщанскаго.

— Гмъ, скверное званіе. Мой секретарь не долженъ быть мѣщаниномъ, это неприлично. Вы должны записаться въ купцы, да еще въ первую гильдію, вотъ какъ!

— Что вы, Маркъ Самойловичъ, шутить изволите? Гдѣ мнѣ взять деньги на такія громадныя издержки? Да и для чего мнѣ быть купцомъ, когда я ничѣмъ не торгую?

— Купцомъ удобно быть, даже ни чѣмъ не торгуя. Попался ты, напримѣръ, въ уголовной штукѣ, тебя драть не могутъ, потому — ты первой гильдіи. Обругалъ тебя кто, или влѣпилъ печать въ физіономію, непремѣнно въ отвѣтѣ будетъ, ибо ты купецъ!

— Я въ почетные не лѣзу, преступленія не совершу, для чего-же я стану тратить деньги понапрасну, а тѣмъ болѣе, когда ихъ не имѣю?

— Я васъ, другъ мой, такъ полюбилъ, что куда ни шло, самъ за васъ гильдейскія деньги взнесу!

— Я вамъ очень благодаренъ, но…. для чего-же? я у васъ и такъ цѣлый годъ бралъ жалованье почти даромъ…. вы сами это сказали; зачѣмъ-же швырять опять деньги напрасно?

— Какой-же вы однакожь злопамятный! Я васъ успокою. Первогильдейцемъ вы можете быть а мнѣ полезнымъ.

— Какимъ это образомъ?

— Видите-ли! Я, конечно, какъ и всякій, даже крупный капиталистъ, нуждаюсь иногда на короткое время въ наличныхъ деньгахъ. Чтобы имѣть всегда подъ рукою рессурсы, я успѣлъ исходатайствовать должность директора одного банка. Этотъ банкъ выдаетъ деньги въ заемъ исключительно купеческому сословію подъ вексель. На векселѣ должны быть подписаны два лица непремѣнно. Если вы сдѣлаетесь купцомъ, то мы оба подпишемъ векселя, чтобы, въ случаѣ надобности, взять кое-какія деньги на короткій срокъ и то, если ужь очень нужно будетъ, что я, впрочемъ, и не ожидаю.

— Для чего-же послужитъ моя подпись?

— Видите. Купецъ, напримѣръ, какъ я, имѣетъ обыкновенно расчеты съ другими купцами, положимъ, хотя съ вами. Вы состоите мнѣ должнымъ по векселю. Я обращаюсь въ банкъ и говорю: я имѣю получить отъ такого-то купца такую-то сумму, къ такому-то сроку. Но нуждаясь, между тѣмъ, въ капиталѣ, требую, чтобы банкъ выплатилъ мнѣ между тѣмъ за моего должника, подъ закладъ того-же векселя и за извѣстные проценты, и ко времени истеченія срока того векселя, я обязываюсь уплатить, въ чемъ ручаюсь своею подписью или жирою.

— А если вы не уплатите въ банкъ?

— Вы меня обижаете: какъ можно, чтобы я не уплатилъ?

— Ну, а если?

— Тогда со мною поступятъ по всей строгости законовъ.

— А со мною?

— Какже они смѣютъ придираться въ чужому человѣку? Развѣ у насъ безсудная земля, что-ли?

— Позвольте мнѣ подумать.

Я обратился за совѣтомъ въ Ранову.

— Сохрани тебя Богъ подписывать этому плуту векселя. Онъ на нихъ получитъ деньги изъ банка, не уплатитъ, обанкрутится, и тебя, раба божія, притянутъ въ отвѣтственности, какъ неисправнаго должника Клопа, а такъ-какъ платить у тебя нечѣмъ, то придется тебѣ и съ тюрьмою познакомиться.

Я вздрогнулъ отъ этой прелестной перспективы.

— Развѣ ты имѣешь понятіе о томъ, что подобные мазурики, какъ Клопъ, будущій директоръ банка, творятъ? Я зналъ одного директора, который записывалъ въ гильдію первыхъ встрѣчныхъ евреевъ-нищихъ. Однихъ онъ превращалъ въ векселедателей, а другихъ — въ векселепредъявителей, или жирантовъ. По векселямъ этихъ нищихъ онъ получалъ изъ банка громадныя деньги въ свой карманъ, а благородныхъ своихъ подставныхъ снабжалъ нѣсколькими сотнями и отправлялъ въ Іерусалимъ на вѣчное, безвыѣздное богомолье. Богомольцы были уже рады-радехеньки и тому, что ихъ костямъ не придется совершать неудобное путешествіе послѣ смерти[83].

Благодаря практичному другу Ранову, я проникъ весь гнусный замыслъ Клопа и твердо рѣшился не поддаваться ему. Придя домой, я запискою увѣдомилъ Клопа о томъ, что отказываюсь отъ предлагаемаго мнѣ первогильдейскаго почетнаго званія, и что если я ничѣмъ, кромѣ этого, не