Опустившись с носочков, но продолжая прижиматься к нему всем телом, она ответила:

— В комнате Фина. Мы смотрели телевизор.

Дин кивнул, затем приказал:

— В гостиную.

Без промедления он повернулся в носках и протопал внутрь.

Делла последовала за ним.

Дасти прижалась еще ближе.

— Что происходит? — прошептала она.

— Я прочитал завещание Дэррина, — прошептал Майк в ответ.

— О, черт, — продолжала шептать она, ее взгляд сканировал его лицо в поисках подсказок.

— Чертовски верно подмечено, — ответил Майк.

Ее глаза сузились, а нос сморщился. Это был ее серьезно разозленный взгляд, догадался он, никогда не видел его раньше.

Если это ее разозлило, они оба были в беде. Она думала, что он был сексуальным, когда злился. Он подумал, что она выглядит очаровательно.

Он направил ее в гостиную, они вошли туда, Дин стоял, а Делла примостилась на подлокотнике кресла, заламывая пальцы на обеих руках. Майк отпустил Дасти, затем повернулся и закрыл за собой дверь.

Дасти отодвинулась, чтобы присесть, как ее мать, на подлокотник дивана.

Майк прошел на середину комнаты и скрестил руки на груди.

Затем он рассказал прочитанное завещание их покойного сына, подробно и досконально, не упуская ничего.

Когда он закончил, Делла опустила голову. Ее руки теперь неподвижно лежали на коленях, она была похожа на мать, которая задается вопросом, где совершила ошибку.

Динн раскраснелся и выглядел так, словно вот-вот его хватит удар. Он был воплощением отца, который хотел бы, чтобы его старшая дочь была на тридцать лет моложе, чтобы он все же мог надавать ей по заднице.

Дасти подняла голову, но смотрела куда-то в сторону. Ее лицо в профиль выглядело задумчивым, но мысли были легко прочитать — боль, замешательство, гнев, смешанный с раздражением.

— Зачем ей это?

Это спросила Делла, шепотом, расстроенно, неуверенно.

Майк был слегка удивлен, когда Дасти не бросилась объяснять с ехидными комментариями матери, воспользовавшись прекрасной возможностью уличить в предательстве свою сестру, сказав, что такого вполне можно ожидать от Деб. Дебби готова на все без колебаний, без угрызений совести. Вместо этого она сидела молчаливая и задумчивая.

— Это уже не важно, — ответил Дин. — Что важно, так это то, что юридически ферма в безопасности. Вот что важно.

Его гнев сменился на облегчение, и он был прав. Оставь позади, двигайся дальше.

— Мне нужен номер домашнего телефона Дебби, — попросил Майк. — Я думаю, мы не должны медлить и сообщить ей, что юридически она не имеет прав на землю, ей нужно отступить. Фин, Кирби и Ронда могут вздохнуть спокойно, по крайней мере, в этом.

— Я позвоню ей, — пробормотал Дин, направляясь к сотовому на кофейном столике, и, пока Майк наблюдал, как отец Дасти набирает номер, то размышлял о достоинствах разговора отца с дочерью.

Дебби, скорее всего, будет более восприимчива к телефонному звонку отца, которого, как Майк предполагал, она любила или, по крайней мере, испытывала к нему какие-то чувства, чем с разговором Майка, которого на данный момент убедила себя, что ненавидит.

Пока Дин набирал номер, а Майк наблюдал, Дасти оставила свой насест на подлокотнике дивана, подошла к нему. Он посмотрел на нее сверху вниз, снова обняв за талию, в то время как обе ее руки обхватили его талию.

— Итак, Дебби придется отступить. Хочешь подняться наверх и отпраздновать это событие, поцелуями на кровати подростка? — прошептала она.

Нет, он этого не хотел. Чего он хотел, так отвести ее к себе в гараж, посадить ее задницу в свой пикап и отвезти к водопаду, где они могли бы точно отпраздновать. Но на этот раз на заднем сиденье, где у него была бы возможность перевернуть ее на спину после того, как она кончит, чтобы он мог жестко войти и кончить самому в ее шелковистую, тугую, влажную киску.

К сожалению, с ее племянником на диване у него в гостиной это было невозможно.

Дин что-то бормотал по телефону, когда Майк ответил:

— Каким бы заманчивым ни было это предложение, Ангел, вынужден отказаться.

— Тогда на сеновале в сарае? — тихо предложила она, чтобы слышал только он. — Я принесу одеяла. Мы можем расположиться на сене.

— Милая, я люблю тебя, но мне не нравится идея — заниматься сексом в сарае, когда твои родители находятся в гостиной. Не можешь дать мне послабление?

Ее лицо смягчилось от «люблю тебя», глаза вспыхнули так, что член у него затвердел.

Все это произошло за считанные секунды. И это было захватывающее шоу.

— Хорошо, я буду хорошей, — пробормотала она.

— Ценю это, — пробормотал он в ответ.

— Ты совсем растеряла весь свой ум! — закричал Дин, Дасти напряглась рядом с ним, и они оба перевели взгляд на Дина Холлидея.

Майк тоже напрягся, когда увидел, что отец Дасти снова покраснел, уперев кулак в бедро и склонив голову, глядя на свои ноги в носках.

Некоторое время в комнате стояла тишина, затем пауза прервалась, заговорил Дин.

И Майку было больно слышать то, что он говорил, хотя он никогда не был особенно близок с этим мужчиной, был знаком с ним, уважал и шутил по разным поводам на протяжении двадцати пяти лет.

Должно быть Дасти реагировала еще сильнее, пока они слушали Дина, Майк повернулся к ней и крепко обнял другой рукой.

— Я тебя не узнаю, — измученно прошептал Дин. — Я не могу понять, почему ты это делаешь со своей семьей, весь этот подлый обман по отношению к своей невестке, племянникам, которые недавно похоронили отца, и почему ты твердо стоишь на своем. Я не могу этого понять. И не хочу. То, что ты решила оспорить завещание своего брата, заранее проигрышное дело, еще большего обострив отношения с семьей, не говоря уже о средствах, которые Ронда может использовать для своих детей, поскольку все мы пытаемся сохранить жизнеспособность нашей фермы. И что еще хуже, ты чертовый адвокат, и ты знаешь, что дело проигрышное, и все же ты лезешь на рожон. Назло. Из жадности. Я не понимаю, что происходит, но никто из нас не может сказать о тебе ничего хорошего. Как будто ты не моя дочь. Я не знаю, кто ты такая. Не знаю, и с этой минуты, Дебора Холлидей, я не хочу знать.

Затем он захлопнул телефон, бросил его на диван и уставился на него, подняв руку, чтобы провести ею по задней