труда поделиться ими с политиками, которые способны помочь им решить любые вопросы. В таком городе, как Нью-Йорк, две трети избирателей только недавно получили гражданство и совершенно не разбирались в городских финансах, чем и объяснялось всемогущество «Шайки Твида» (Tweed ring), разграбившей муниципальный бюджет, раздав миллионы долларов своим членам. В других штатах законодатели проявили себя не лучше. Даже в конгрессе появились политики нового типа, которые были выбраны крупным бизнесом и представляли его интересы. Страшнее всего для страны стал цинизм. Генри Адамс с ужасом отмечал, что «язвительная сатира на американских сенаторов и политических деятелей неизменно вызывает смех и аплодисменты у любой публики. Богатые и бедные единодушно выказывают нескрываемое презрение к своим же представителям. Общество развлекается пустыми и бессмысленными насмешками над собственной несостоятельностью». Несостоятельность? Нет, американская демократия не была несостоятельной. Она была застигнута врасплох столь стремительным ростом, что ни законы, ни нравы не могли достаточно быстро к нему приспособиться, но дальнейшая история еще покажет, что она способна опомниться и отреагировать подобающим образом. Правда, сперва ей пришлось пережить несколько тяжелых лет.

Мозг. Карикатура на бизнесмена Уильяма Марси Твида. 1871

IV. Президентство Гранта

1. Президентские выборы 1868 года стали для всех граждан Соединенных Штатов событием чрезвычайной важности. Для республиканцев речь шла об обеспечении контроля их партии над правительством страны путем закрепления права голоса для негров; для банкиров и производителей — о завершении огромной, щедро субсидированной программы «открытия континента»; для демократов — об укреплении мира после проигрыша в войне, о частичном возвращении штатам их прав, о лишении чернокожих избирательного права и о борьбе против таможенных тарифов. Шансы республиканцев были намного выше, чем их соперников: за ними стоял престиж победы, престиж денег и ореол их президента-мученика Авраама Линкольна. Большая редкость, когда деньги и добродетель оказываются в одном котле. Теперь они встретились впервые, или, по крайней мере, так считали партия и страна. Кровь Линкольна освящала людей, чья добродетельность иначе выглядела бы весьма сомнительной. В республиканской программе речь шла в первую очередь о поддержании принципов Реконструкции, но одновременно еще один, почти столь же серьезный, вопрос занимал многие умы: погашение долга, накопившегося во время войны. Будет ли он выплачен золотом или бумажными greenbacks?[76] Банкиры-республиканцы, держатели ценных бумаг, предпочитали оплату золотом; фермеры-демократы считали, что выплаты бумажными деньгами надежнее. Кандидатом от демократов был Горацио Сеймур, бывший губернатор Нью-Йорка, человек, лишенный престижа и талантов. Съезд Республиканской партии при единодушном громогласном одобрении выбрал прославленного генерала Гранта, имевшего яркое военное прошлое, но столь мизерный политический опыт, что сам он был не вполне уверен, является ли он республиканцем. И в самом деле, когда генерал голосовал (что случалось нечасто), он голосовал за демократов.

2. «Великий солдат может быть младенцем в политике». Грант обладал естественным обаянием, добротой и наивной верой в друзей. Он понимал, что страна перед ним в долгу за его военные заслуги. Он воспринимал президентство не как должность, а как награду. Он не знал ни Конституции, ни обязанностей президента, да и не прилагал усилий, чтобы с ними ознакомиться. Более того, война измотала его. Ему еще случалось совершать волевые поступки, и тогда проявлялась его природная порядочность, но вскоре он вновь впадал в оцепенение и принимал настолько обескураживающие решения, что, по словам Генри Адамса, «его простота смущала больше хитроумности Талейрана… Невозможно уследить за ходом мысли генерала. Впрочем, нельзя оставаться до конца уверенным, мыслит ли он вообще». «Один только факт, что после Джорджа Вашингтона эволюция человека привела к появлению Гранта, — утверждал тот же Адамс, — является убедительным опровержением теории Дарвина». Со времен своего триумфа генерал настолько привык быть баловнем нации, что принимал как должное баснословно дорогие подарки, которые, как надеялись дарители, должны были открыть дорогу секретным и прибыльным проектам. Одна группа деловых людей преподнесла ему библиотеку стоимостью семьдесят пять тысяч долларов, другая — пару восхитительных рысаков, третьи дарили особняки, кашемировые наряды для жены или невиданные игрушки для сына. Грант всю свою жизнь был беден и любил блеск богатства. Когда какой-то биржевой спекулянт приглашал его к себе на яхту и угощал дорогими сигарами, легкость подобной жизни вызывала у Гранта опасную эйфорию. Ему казалось естественным, что Соединенные Штаты преподнесли ему в дар пост президента. Избиратели с Севера разделяли его чувства. В 1868 году они проголосовали не за программу, а, как писал Аллан Невинс, «за несокрушимую легенду, за национального героя…». Достаточно было произнести это односложное имя Грант, и у самого заурядного рабочего, фермера, служащего впервые в жизни возникал образ. Образ «четырех лет ужаса и славы». Голосовали за Виксберг, голосовали за Аппоматтокс. Тем не менее народные массы, поддерживающие Гранта, были крайне малочисленны, едва ли триста тысяч голосов. За него проголосовало семьсот тысяч чернокожих, что крайне обеспокоило Республиканскую партию — несмотря на военный триумф, ее лидерство пошатнулось. Поэтому ей следовало со всей решимостью поддерживать законы по Реконструкции.

Улисс Грант, 18-й президент США. Фото Мэтью Брейди. 1870-е

3. Поскольку президент был не слишком компетентен, особое значение приобретал выбор государственного секретаря. Сьюард во времена Джонсона блестяще проявил себя в этой трудной роли; ему удалось, не развязывая войны, привести к провалу интервенции Наполеона III в Мексике и убедить русских продать ему Аляску (1867). В качестве преемника Сьюарда Гранту предложили кандидатуру выдающегося историка Мотли. «Нет, — раздраженно ответил президент, — он расчесывает волосы на прямой пробор и носит монокль…» Этот пост занял Гамильтон Фиш и хорошо справился со своими обязанностями, хотя президент попортил ему немало крови. Без одобрения кабинета министров Грант заключил договор об аннексии Доминиканской Республики. Полковник Бэбкок, личный секретарь президента, за полтора миллиона долларов решил этот вопрос с революционным правительством, полномочия которого вызывали большие сомнения. Когда Грант с гордостью объявил эту новость потрясенному кабинету, Гамильтон Фиш подал в отставку. Грант в свойственной ему обезоруживающей манере умолял его не уходить: «Я нуждаюсь в вас, а миссис Грант — в вашей жене», поскольку миссис Гамильтон Фиш, искушенная светская дама, выступала в роли руководителя протокола миссис Грант. Договор был отклонен сенатом, но этот эпизод показал, что под влиянием умных и заинтересованных людей Грант способен занять опасную позицию. Зато он проявил благоразумие в деле Алабамы. В этом старинном споре между Америкой и Англией Соединенные Штаты добивались компенсации за ущерб, причиненный крейсером Конфедерации, которому британцы позволили незаконно покинуть свои территориальные воды. По Вашингтонскому договору (1871) обе страны согласились передать дело в арбитражный суд, который должен был