усевшись в тесный кружок, кто играл в мяч. Правда, если на газоне вблизи венского университета обычно можно увидеть лишь студентов, то здесь возможностью рассесться или улечься на открытом воздухе пользовались люди всех возрастов.

Вот наконец и двухэтажный корпус с индексом GG4. Вот комната 112 — небольшая семинарская аудитория, наполовину заваленная всяким экспедиционным снаряжением. За столом сидела девушка в платье с открытыми плечами и читала новости на огромном экране, висящем на стене вместо доски.

— Доброе утро. Где я могу увидеть профессора Линдсней?

Девушка повернулась к нему. У неё был слегка продолговатый овал лица, наводящий на мысли о примеси восточной крови, персидской или бухарской, кожа светлая, хотя и загорелая, а иссиня-черные волосы были собраны в две тонких косы, спускающиеся на грудь.

— Вы Анджей Краковски? Очень приятно. Ильма Линдсней — это я.

Ещё несколько ничего не значащих реплик, и Ильма развила бурную деятельность. Сумка Анджея была отправлена в кучу экспедиционного барахла, на двери появилась стандартная рельефная табличка, отпечатанная на термопластовом фаббере «профессор завтракает у Джошуа», и преподавательница потащила своего гостя куда-то через газон. Не прошло и пяти минут, как они приземлились в небольшом кафе.

— Джошуа, подай нам чашечку обычного капуччино и кружку предзащитного кофе! — скомандовала профессор Линдсней.

Заказ появился на столике почти мгновенно. Бармен, видимо, был неплохим физиономистом — изящную фарфоровую чашечку он поставил перед Ильмой, а огромную керамическую кружку перед Анджеем, глаза которого опять начинали слипаться.

— Пей, это местный фирменный рецепт, — Ильма перешла на «ты» уже на третьей реплике. — Тут часто бывает, когда человек претендует на бакалавра, магистра или доктора, что за три дня до защиты ещё ничего не готово, и надо вкалывать круглые сутки. Вот для этой цели Джошуа варит свой фирменный кофе. Выпьешь, и двенадцать часов как новенький. Главное, не ездить на таком горючем больше трёх суток, а то может плохо кончиться.

Тут в кафе появилась высокая крепкая мулатка, почему-то с рыжими волосами.

— Ильма, я вас нашла, — воскликнула она.

— Знакомьтесь: это Урсула, моя магистрантка, а это Анджей. Давай, Урсула, быстро определи, откуда он.

— Ну… — задумалась девушка. — Наверное, «откуда» должно начинаться с предлога «из-под».

— Уже неплохо.

— Он горожанин. На планете есть ярко выраженная смена сезонов, причём его город явно находится в умеренном поясе. Последних несколько месяцев там была зима. А это уже раз-два и обчёлся. Ой, чёрт, неужели Старая Земля?!

— Угадала, — кивнул Анджей. — Земля, Вена, примерно сорок восемь градусов северной широты. Но как?

— Насчёт Земли — это была гипотеза на грани фола. У вас на футболке портрет Эллери Релгарта в роли Голана Тревайза. Это четвёртый сезон телесериала «Основание». Майка не новая, причём заношена не от того, что её непрерывно носили не меняя. Значит, куплена не менее нескольких месяцев назад. Добавляем время космического перелёта, добавляем зиму, которая почти однозначно определяется по отсутствию загара, и получаем не менее полугода назад. У нас на Лемурии четвёртый сезон начали показывать только два месяца назад, и, насколько я знаю, из всех крупных миров — первыми. А значит, полгода назад майки с его персонажами могли продаваться только на Земле.

— Смотри, какие у меня ученицы, — просто лучилась гордостью Ильма. — Земля — это практически самый невероятный вариант ответа на вопрос, откуда может быть человек, сидящий за столиком кафе в Хиппе, но в течение буквально минуты все остальные варианты были исключены, а оставшийся стал основной рабочей гипотезой, каким бы невероятным он ни являлся.

«Интересная наука — этнография колоний,» — подумал Анджей.

Магистрантка достала планшетный компьютер и начала что-то обсуждать со своей руководительницей. Анджей тем временем пил принесённый ему напиток. По вкусу это было нечто странное: кофе там, несомненно, присутствовал, но кроме него явно были какие-то травы и, может быть, даже фрукты.

Выпив чашку, он почувствовал, что сонливость куда-то делась. Тем временем Ильма закончила беседу со своей студенткой, и та убежала, размахивая планшетом.

— Вроде на сегодня у меня больше встреч не намечено, — сказала Ильма. — А если буду кому-то срочно нужна, пусть вызванивают. Так что могу устроить экскурсию по Сити. Сейчас только зайдём, уберём табличку, что я в кафе, и захватим твою сумку.

Пройдя буквально пару сотен метров от факультетского корпуса, они оказались перед увитым виноградными лозами таунхаусом, перед одним из подъездов которого был припаркован небольшой яйцевидный аппарат.

— Кидай сумку за сиденье и помоги раскрыть несущий винт, — скомандовала Ильма, откинув ветровое стекло — нечто среднее между дверцей и фонарём самолётной кабины.

Через несколько секунд лопасти несущего винта щелчком встали на место, и машина была готова к полёту. Персональный транспорт Ильмы оказался двухместным автожиром. Развивать скорость больше автомобильной он не мог, но зато и топлива потреблял не намного больше, чем автомобиль.

Ильма заложила круг над университетским городком. Городок Хипп располагался на пологих холмах, окружённый перелесками, полями и деревнями. В десятке километров к северу от него холмистая равнина неожиданно обрывалась прямым тридцатиметровым обрывом, за которым по широкой долине извивалась огромная река. Километрах в тридцати она впадала в море, образуя огромную дельту, на островах которой сверкал темно-фиолетовыми крышами-солнечными батареями и зеленел бульварами город.

В воздухе над долиной двигались во всех направлениях разнообразные летательные аппараты — от двухместных автожиров вроде того, в котором летели они, до четырёхмоторных грузопассажирских самолётов.

Ильма щёлкнула тумблером и убрала руки со штурвала.

— Над городом всегда такое движение, что пилотам-любителям лучше положиться на автоматику. Так что пускай пилотирует железяка кремниевая, а мы можем спокойно разговаривать. Ты, как я понимаю, не хочешь ограничиться однодневной экскурсией по Му-Сити?

Анджей согласно кивнул.

— Я послезавтра собираюсь отправиться в небольшую экспедицию. Примерно на месяц. Нужно посетить десяток точек на скэттере. В принципе, ничто не мешает спланировать маршрут так, чтобы по дороге попасть в наиболее интересные места гэзера и побывать на фронтире.

— Что такое фронтир, я более-менее понимаю. Но скэттер и гэзер?

— Это наша лемурийская терминология, но и в других старых колониях, по-моему, тоже её используют. А в не-старых нет скэттера, и альтернатива фронтиру рассматривается как нечто единое, кантрисайд. А у нас есть гэзер. Это что-то вроде того, что под нами — освоенная сельская местность, человек этак двадцать-пятьдесят на квадратный километр, поля почти смыкаются. Люди, живущие в гэзере, ощущают себя единым обществом. Ездят в город на ярмарку чуть ли не еженедельно, в свободное время торчат в тех же чатах, что и горожане, смотрят те же видеоканалы. В общем, местность, абсолютно неинтересная с этнографической точки зрения. Космонавты или моряки и то