Зена выждала минутку, как бы давая ему время в полной мере прочувствовать контраст между собственной горячностью и ее ледяным спокойствием, и ответила прежним бесстрастным тоном:

– Я знаю, что люди сейчас говорят. И что думают, тоже знаю.

После того как Мэтти ушла, Итан продолжал стоять у порога, держась за ручку двери; теперь его рука бессильно упала вниз. От злобного выпада жены у него подкосились колени, будто кто-то полоснул его ножом по поджилкам. Он уже готов был, откинув гордость, попытаться уломать Зену оставить Мэтти в доме; собирался объяснить, что кормить ее не так уж накладно, хотел пообещать, что как-нибудь выкроит денег на печку и оборудует для прислуги комнатку на чердаке… Но из последней реплики Зены ему стало ясно, что уговоры могут иметь опасные последствия.

– И что же, ты ее так сразу и отправишь?.. – пробормотал он, испугавшись, как бы Зена не захотела добавить еще что-нибудь к своему предыдущему высказыванию.

Она невозмутимо отозвалась, словно повторяя очевидную истину:

– Завтра приедет новая девушка – спать-то ей где-то надо.

Итан смотрел на нее с чувством острого отвращения. Это была уже не бессловесная, бесцветная фигура, привычно существовавшая где-то рядом и всецело поглощенная собой; нет, это была чужая и враждебная сила, сгусток злобной энергии, накопившейся за годы угрюмого молчания. Беспомощность только усугубляла его отвращение. Он и прежде не питал к жене никакой привязанности, но покуда он был хозяином положения, неприятные свойства ее характера мало его трогали. Теперь же, когда она одержала верх, она внушала ему ужас и омерзение. Он понимал, что бессилен повлиять на нее – в конце концов, в родстве с Мэтти была она, а не он. Волна горечи поднялась у него в груди – ему вспомнилась вся его несчастливо сложившаяся жизнь, молодость, потраченная на тяжкий и бессмысленный труд; все это всколыхнулось в памяти и воплотилось в женщине, которая вечно стояла ему поперек дороги. Она отобрала у него все, чем он дорожил, и теперь грозилась отобрать то единственное, что искупало все предыдущие потери. В его душе вдруг вспыхнула такая ненависть, что кулаки у него непроизвольно сжались. Не помня себя, он шагнул вперед, но вовремя остановился.

– Так что – не идешь ты вниз? – спросил он сдавленным голосом.

– Нет. Я, пожалуй, прилягу на часок, – ответила она мирным тоном. Тогда он повернулся и вышел.

Мэтти сидела у печки; на коленях у нее, свернувшись клубком, дремала кошка. Увидев Итана, она вскочила и перенесла с плиты на стол миску, где подогревалась запеканка с мясом.

– Зена случайно не заболела? – спросила она.

– Нет.

Она улыбнулась ему через стол сияющей улыбкой.

– Ну так садись. Наверно, умираешь с голоду!

Она сняла крышку и пододвинула к нему горячую запеканку. «Вот и еще один вечер нам подарили!» – казалось, говорил ее счастливый вид.

Он машинально положил кусок себе на тарелку и принялся за еду; но тут же у него перехватило горло, и он бросил вилку.

Мэтти, которая не спускала с него ласковых глаз, тут же это заметила.

– Что такое, Итан? Невкусно?

– Нет, нет, очень вкусно. Только я… – Он отодвинул тарелку и, обойдя стол, встал рядом с Мэтти. Она в испуге поднялась со стула.

– Итан, что-то стряслось! Я так и знала!

В страхе она прильнула к нему, и он порывисто обнял ее и крепко прижал к себе, чувствуя, как ее ресницы трепещут у его щеки, словно крылья попавшейся в сетку бабочки.

– Что же, что?.. – задыхаясь, прошептала она; но он нашел наконец ее губы, приник к ним и уже не сознавал ничего вокруг.

Охваченная тем же порывом, она не сопротивлялась, потом осторожно высвободилась и отступила на шаг, бледная и взволнованная. Итана пронзило ощущение вины – как будто во сне ему привиделось, что Мэтти утонула у него на глазах; и он исступленно выкрикнул:

– Ты не уедешь, Мэтт! Я тебя не отпущу!

– Не уеду?.. – растерянно повторила она. – А разве надо уезжать?

Звук этих слов еще долго отдавался у них в ушах, и раз от разу их грозный смысл разгорался все ярче, словно сигнал опасности, пылающий в ночи.

Итан проклинал себя за то, что не сдержался и так сразу огорошил ее этой новостью. Голова у него кружилась, и он бессильно прислонился к столу. Он еще чувствовал вкус ее губ и умирал от желания целовать их снова и снова…

– Что случилось, Итан? Я чем-то прогневала Зену?

Ее возглас заставил его снова взять себя в руки, хотя сердце его переполняли гнев и жалость.

– Нет, нет, – запротестовал он, – не в этом дело! Просто доктор ее напугал. Знаешь ведь, она как найдет себе нового советчика, так по первости только его и слушает. А этот, из Бетсбриджа, ей напел, что надо сидеть сложа руки, а еще лучше лежать в кровати, иначе, мол, она не поправится, а лечиться надо долго – много месяцев…

Он умолк и, окончательно уничтоженный, отвел глаза. Она тоже молчала и стояла перед ним – маленькая, хрупкая, поникшая, как сломанная ветка. Душа его разрывалась; но Мэтти вдруг подняла голову и взглянула на него в упор.

– И она решила вместо меня подыскать кого-нибудь попроворнее? Верно?

– Сегодня она так говорит.

– Если сегодня говорит, то и завтра не передумает.

Это была чистая правда, и им обоим оставалось только покориться: они знали, что Зена никогда не отступается от своих слов и единожды принятое решение у нее равносильно действию.

После долгой паузы Мэтти тихо сказала:

– Не надо так убиваться, Итан.

– О господи, господи! – простонал он. Недавний порыв страсти сменился у него щемящим чувством нежности. Он увидел, как она смаргивает навернувшиеся на глаза слезинки, и ему хотелось только одного – обнять ее, приласкать и утешить.

– Смотри-ка, твой ужин совсем простыл, – попеняла она ему, силясь улыбнуться сквозь слезы.

– Ох, Мэтт, что с тобой теперь будет?

Она опустила ресницы, и по лицу у нее пробежала тень. Он понял, что только сейчас она всерьез задумалась о собственном будущем.

– Ну… может, подвернется какое-нибудь местечко в Стамфорде, – нерешительно произнесла она, зная, что он ей не поверит, как не верила в это она сама.

Он сел на стул и закрыл руками лицо. При мысли о том, что ей придется одной, без всякой помощи, обивать пороги в надежде найти работу, его охватило отчаяние. В единственном месте, где ее знали, в ее родном городке, она была окружена равнодушием, если не враждебностью; что же ожидало ее в больших городах, где ей, неопытной и ничему не обученной, пришлось бы в погоне за пропитанием соперничать с сотнями и тысячами других?..

Ему припомнились скверные истории, которые он