– Боже ж ты мой! – кричу я, собираясь выйти, но Дамиано садится в машину, а вслед за ним Бронкс и Дельта, все трое одеты в черное, на всех – легкие бронежилеты, а на водительское место запрыгивает мой спаситель.

На своей машине подъезжают Кенекс и Кайло, они слегка кивают мужчине, и тут он сдергивает маску.

Твою ж ты мать, Хейз…

Он подмигивает мне и жмет на газ; машина движется в том же направлении, что и раньше.

– Что ты делаешь? Нам нужно возвращаться! – кричу я.

– Приказ босса, детка.

– Прямо сейчас я – босс. Разворачивайся, Хейз!

– Не могу.

К шее Хейза прижимается стальное дуло. Бронкс наклоняется вперед и шипит ему на ухо:

– Разворачивайся, ублюдок, пока я не окрасила лобовое стекло в мой любимый оттенок красного.

– Не сбавляй оборотов, детка. – Хейз смеется и набирает скорость. – Умираю от желания увидеть твои ручки за работой.

Бронкс хмурится, затем пожимает плечами, откидывается на спинку сиденья, вытаскивает тюбик и начинает поправлять кроваво-красную помаду, глядя в зеркало заднего вида.

– Рокки, я бы пристрелила его, если б он так не нравился твоему мужчине.

– Похоже, я нравлюсь еще кое-кому, – язвит Хейз.

– И кому же? – фыркает Бронкс и поворачивается ко мне. – Ты в порядке, подруга?

– Его избили до полусмерти… – Мои легкие работают на пределе, и мне надо восстановить дыхание. – Он уже был без сознания, Би, но они продолжали избивать его. Когда-то так делал его отец.

Гнев угрожает поглотить меня целиком, и я не буду прятаться от этого чувства. У него не было возможности спрятаться…

Руки Дельты находят мои, и она сжимает их; наши глаза встречаются.

– Бастиан знал, что может случиться что-то подобное. Ты ничего не могла сделать.

Мой рот открывается, но прежде чем я успеваю заговорить, машина резко останавливается.

– Приехали, – бормочет Хейз.

Дамиано подается вперед, смотрит в окно, и его лицо мгновенно бледнеет.

– Черт. Он действительно здесь.

– Кто?

Дам качает головой, ругаясь себе под нос.

– Дамиано, кто?!

– Энцо. – Его брови сходятся, он переводит напряженный взгляд на меня. – Энцо здесь.

Что. За. Черт.

Бас

ТУМАН В ГОЛОВЕ НАЧИНАЕТ ПРОЯСНЯТЬСЯ, НО КОНЕЧНОСТИ ВЕСЯТ В ДЕСЯТЬ РАЗ БОЛЬШЕ, пока я пытаюсь стряхнуть остатки транквилизатора, которым меня накачали. Похоже, это дерьмо стало их любимым оружием после того, как моя девочка применила его первой.

И без помощи клацанья и лязга я знаю, что обнаружу, когда открою глаза, и я не разочарован. Наручники толщиной в несколько сантиметров фиксируют мои запястья и лодыжки, цепи – почти что якорные, но он оказался изобретательнее меня – пристегнул еще одну цепь к моей шее. Мы находимся в поместье Грейсон, в этом я тоже не сомневаюсь, как и в том, что он терпеливо ждал момента, когда сможет сесть напротив крестьянина, захватившего короля только для того, чтобы, в конце концов, отпустить его.

Райо Ревено сидит на стуле и пристально смотрит на меня, в его бокале плещется янтарная жидкость, когда он покачивает головой.

– Можешь и мне плеснуть.

Мой голос звучит хрипло, рассеченная кожа на губах саднит. Так уж случилось, что в моей жизни было больше разбитых губ, чем ужинов со стейками, и вкус теплой жидкости, стекающей по подбородку, мне знаком больше, чем вкус хорошего виски.

Я получил хорошую порку. Ребра ноют, левое плечо не на месте, и завтра я буду выглядеть как пятнистый далматинец, но нет ничего, с чем я бы не смог справиться. Ничего такого, с чем бы я не сталкивался раньше.

Глаза Ревено сужаются, он качает головой, наверняка испытывая отвращение к бедному панку, попавшему в ловушку.

Да, я тот же панк, которого он встретил несколько месяцев назад. Правда, у меня теперь несколько приятных нулей на счете, но по большому счету ничего не изменилось. Он по-прежнему ненавидит меня, я по-прежнему трахаю его дочь.

Бьюсь об заклад, ему приятно видеть перед собой парня, который чуть было не одержал верх над неприкасаемым, в таком непотребном виде. Он внимательно наблюдает за мной, он хочет прочитать меня, хочет выведать волшебный секрет, который оправдает то, что он поддался такому, как я. Подонку, с которым даже ему не по себе, который недостаточно хорош, чтобы пригласить его дочь на танцпол…

Но ведь и его собственный сын оказался недостаточно хорош, чтобы занять место рядом с сестрой.

А танец все равно будет моим.

Просидев так черт знает сколько времени, Райо Ревено снова качает головой.

– Скажи-ка мне кое-что, – начинает он.

– А что я получу взамен?

Он приподнимает бровь, фыркает, берет с коленей черный пульт, который я не заметил раньше, и зажимает между пальцами. Глядя мне в глаза, тычет в кнопку, и моя шея вспыхивает, мышцы дергаются, зубы трутся друг о друга. Вкус меди наполняет рот, и я прикусываю язык. Не издаю ни единого звука, приученный терпеть боль, как гребаный мазохист.

Он нажимает на другую кнопку, и удары усиливаются, электричество проходит сквозь меня, сотрясая каждую клетку, вены на руках пульсируют и надуваются, в груди низко урчит.

Затем он смягчается.

Мое тело падает вперед, с висков капает пот, просачиваясь туда, где, должно быть, открытая рана. Капли попадают в глаза, и я вынужден быстро моргать, чтобы рассеять туман.

Делая долгий, мучительный вдох, плюхаюсь на пятки, плечи опущены, руки висят, но левый уголок моего рта приподнимается, когда я этого хочу.

Ревено пытается бороться с эмоциями, на лбу у него появляется странная морщинка. Он наклоняется вперед и упирается локтями в колени, чтобы скрыть это.

– Почему человек, которого я знал всю свою жизнь, который по собственной воле поклялся защищать мою дочь и служить ей до последнего вздоха, отвернулся от нас из-за какого-то ничтожества?

– Откуда мне знать, – выплевываю я.

На этот раз его глаза превращаются в точки. Я знаю, что он слышит обвинение в моем тоне – я специально добавил его.

– Ты себе не помогаешь, парень. Такое ерничество не принесет тебе ничего хорошего. – Он откидывается на спинку стула и подносит бокал к губам, чтобы сделать маленький глоток. – Ты проиграл, так что можешь рассказать мне то, что я хочу знать.

От его улыбки у меня учащается пульс, и я выбираю тему, которая ему точно понравится.

– Где она?

Он удовлетворенно скалит зубы.

– Уехала. И ты не сможешь до нее дотянуться, каким бы ловким себя ни считал. Ты просто мальчишка, которому еще многому