голубиные перья. Пальцы были содраны в кровь, но теперь от карниза седьмого этажа его отделяли какие-то два с половиной метра. Он продолжал упрямо карабкаться вверх по украшенной изваяниями и лепниной стене и наконец поставил на узкий карниз одно колено, а затем осторожно поднялся на ноги. Раздался негромкий треск, с карниза посыпались камешки, но опора под ногами была более или менее надежной. До следующего балкона, дверь которого вела в апартаменты Гарри Сэндлера, он добрался относительно легко. Быстро пройдя по широкой террасе, он перелез через каменное заграждение на противоположной стороне, убедившись в том, что карниз между балконами Сэндлера и Блока почти полностью обвалился. На месте прежнего выступа уцелели лишь каменные обломки, торчащие из стены, с зияющими между ними провалами. Самый большой из них, там, где карниз обвалился полностью, был шириной метра полтора, но Майклу это расстояние теперь показалось больше раза в два. Ему придется лезть по стене, цепляясь за малейшие выступы и неровности в кладке, чтобы преодолеть и это препятствие.

Майкл двинулся дальше по полуразрушенному карнизу, осторожно ступая, старательно удерживая равновесие, нащупывая пальцами трещины среди камней. Когда при очередном шаге он начал было переносить вес своего тела на ближайший уцелевший участок карниза, камень не выдержал тяжести и обвалился. Прижавшись грудью к стене, с трудом найдя опору для носков ботинок, он еще крепче вцепился пальцами в трещины каменных глыб. Плечи его затекли, руки онемели от непомерных усилий. «Давай! — приказывал он сам себе. — Да не останавливайся же ты, черт возьми!» Он прислушивался к своему внутреннему голосу, и его жаркий шепот растопил лед страха сковывавший ноги в коленях. Он шел вперед медленно, осторожно, шаг за шагом и наконец очутился на краю бездны — там, где карниз заканчивался.

— Он обратился ко мне за советом, и я ему еще тогда откровенно высказал, что я думаю по этому поводу, — донесся до слуха Майкла откуда-то снизу тихий голос. На балконе шестого этажа разговаривали. — Я сказал, что у тех частей нет боевого опыта, они еще зеленые, словно ранние яблоки, и было бы просто безумием посылать их в такое пекло.

— Но он, разумеется, сделал все по-своему, — сказал другой голос.

— А то как же! Он лишь посмеялся надо мной! Форменным образом! И сказал еще, что он-то уж знает свои войска получше меня и что в данный момент мое мнение по этому вопросу вовсе его не интересует. И что же из этого вышло? Восемь тысяч солдат оказались в окружении русских, и еще четыре тысячи попали в плен. При одной только мысли об этом хочется блевать!

Майкл раздумывал над тем, как лучше перелезть по стене через зияющий провал, и ему тоже было не по себе. Пока офицеры тихо беседовали на своем балконе, он потянулся так далеко, как только мог достать, цепляясь содранными пальцами за трещины между камнями и напрягаясь всем телом. «Сейчас!» — мысленно приказал себе Майкл, и, не раздумывая, на одних пальцах повис над провалом, между двумя обломками полуразрушившегося карниза. Он висел уже несколько секунд, пытаясь поставить правую ногу на ближайший уцелевший участок карниза. От карниза откололся небольшой камень, и вслед за ним начали осыпаться камешки помельче.

— Это убийство! — гневно продолжал голос первого офицера. — Форменное убийство. Тысячи молодых людей обречены на верную смерть. Я знаю, мне доводилось читать рапорты. Но когда об этом станет известно народу Германии, кое-кто поплатится сполна.

Майклу никак не удавалось опереться — карниз осыпался. На лице у Майкла выступил пот. Плечи и запястья свела судорога. От кладки карниза откололся еще один обломок и на лету ударился о стену замка.

— Что это было? — спросил другой офицер. — Что-то как будто упало.

— Где?

«Ну давай! Давай! Быстрее!» — приказывал себе Майкл, проклиная свою медлительность. Он поставил мысок правого ботинка на маленький выступ, оставшийся на месте разрушившегося карниза, и камешек, к счастью, остался на месте. Давление на запястья и плечи ослабло. Но мелкие камешки все еще осыпались, с дробным стуком отскакивая от земли.

— Вот! Слышишь?! Я же говорил!

Сейчас эти двое наверняка перегнутся через перила балкона, посмотрят вверх и увидят, как он болтается на карнизе, пытаясь удержать равновесие. Майкл продвинул правую ногу подальше, освобождая место для мыска левого ботинка. Он находился на расстоянии вытянутой руки от балкона полковничьих апартаментов. Ухватившись правой рукой за балюстраду, он подтянулся и перелез через ограждение, выложенное из шероховатого камня. Здесь он остановился, тяжело дыша, чувствуя, как медленно расслабляются сведенные судорогой мышцы рук и плечей.

— Чертов замок рассыпается на глазах, — желчно проговорил первый офицер. — Как и сам рейх, а? Черт возьми, я не удивлюсь, если этот балкон, на котором мы сейчас стоим, рухнет у нас под ногами.

Последовало молчание. Майкл слышал только тихое покашливание одного из собеседников, потом внизу открылась и хлопнула балконная дверь.

Майкл осторожно повернул ручку балконной двери и вошел в номер Джерека Блока.

Он знал, где находится столовая и что дверь в дальней стене ведет из нее в кухню. Там ему было делать нечего, тем более что он мог столкнуться с кем-нибудь из официантов или кухонной прислуги. Оказавшись в огромной гостиной с высокими потолками, Майкл прошел мимо камина, облицованного черным мрамором, с неизменным портретом Гитлера над ним, и остановился перед следующей дверью. Он попробовал осторожно повернуть до блеска начищенную медную ручку, и дверь бесшумно поддалась. В открывшейся перед ним комнате было темно, но ему было все хорошо видно и без света; полки с книгами, массивный письменный стол из дуба, два черных кожаных кресла и такой же диван. Должно быть, это был кабинет Блока, где он работал, приезжая в «Рейхкронен». Притворив за собой дверь, Майкл прошел по мягкому персидскому ковру. («А коврик-то из России, — угрюмо думал он. — Лежал небось себе раньше в усадьбе какого-нибудь дворянина») к письменному столу. На столе стояла лампа под зеленым абажуром. Майкл включил ее, чтобы продолжить поиски. На стене висела большая фотография, на