Шрифт:
Закладка:
То есть человек – это медиатор между «верхом» и «низом», медиатор между Землей и Небом. Такой глобальный человек представляет собой, с одной стороны, аналогию всему, с другой стороны – это как бы инверсия тотального Бытия. Скажем так: если есть большой космос с его протяженностью, звездами, с его мирами, населенными разными существами, то все они, будучи опрокинутыми как бы в лужу или в лежащее зеркало, отражаются мгновенно и тотально в этом зеркале. Этот микрокосм, в котором они отражаются, это «существо» – то, которое в отражении, – содержит в себе все. Вот это и есть человек, который одновременно отражает все и является медиатором между всем, между Землей и Небом.
В конечном счете это Великое Существо, которое выступает как модель всякого существа, как парадигма. Оно никуда не движется, у него нет каких-то задач и целей, потому что в нем все схвачено, все решено, это некий тотальный принцип, и именно в этой роли человек выступает как горизонт для тех, кто смотрит в этом направлении, для тех, кто ищет этого «человеческого» именно через метафизическую Традицию. Это и есть горизонт, к которому люди обращают свои взоры и видят, что там, на краю горизонта, за краем Земли, выступают как бы они же сами, но только в громадном, увеличенном до бесконечности размере. Человек, который отбрасывает тень на весь небосвод, захватывая звезды, облака… И это – Царь мира, это «сын бога», даже можно сказать, что это и сам «бог». Да, в конечном счете это Великое Существо с точки зрения метафизической Традиции: Большой человек, совершенный человек.
Когда исследователи метафизики пытаются сказать об этом тотальном и глобальном человеке последнее, то они не могут это Великое Существо отличить от Бога. В чем разница? Да ни в чем. Великое Существо как человек, который является «совершенным человеком» и так называемым Великим человеком, – оно практически не отличается от того, что метафизическая Традиция понимает под «богом».
И здесь, чтобы понять и двигаться дальше, мы все-таки должны ответить на вопрос: «А что метафизическая Традиция понимает под Богом?» Пока мы не поймем, что метафизики всех времен и народов понимали под Богом, мы, во-первых, не поймем и пафоса этого утверждения Великого Совершенного человека от Земли до Неба; мы не поймем, кстати говоря, и пафоса атеистов, которые по каким-то причинам всегда, даже в достаточно «традиционные» времена, отрицали существование Бога.
Между прочим, я всегда был убежден – и многие со мной в этом плане согласятся (во всяком случае я находил эти подтверждения в традиционных текстах, в классических текстах), – что идея Бога гораздо более логична, «математична», обоснована и очевидна, естественна по сравнению с идеей отрицания Бога. Это не значит, что то или иное более справедливо, потому что логичность, рациональность, очевидность – это еще не доказательство правды. На самом деле правда может быть очень абсурдной, жестокой, страшной, и XX век это понял через такую трагическую культуру кризиса, он понял, что правда может ничего общего не иметь с красотой, совершенством и позитивом. Но тем не менее с точки зрения требований к разуму идея Бога, безусловно, гораздо более «нормальна», чем идея его отрицания.
Почему? Посмотрим на идею Бога не так, как в XX веке смотрит агностик, которому идею Бога предъявляют в заранее абсурдной форме: что это некий «дед мороз» на облаке или некий такой тайный распорядитель, непостижимый Хоттабыч, который стоит за пеленой внешней видимости, двигает вещами, или тотальный сверхкудесник, некий глобальный демон. Все эти детские идеи являются порождением современного сознания и постмодернистского обыгрывания, сознательного непонимания, что такое идея Бога. И поэтому постмодернисты, как неоатеисты агностического толка, борются не с идеей Бога, а с собственными фантомами по этому поводу.
Идея Бога очень фундаментальна, серьезна и коренится в самоочевидной логике. Бог – это точка, в которой Бытие встречается само с собой. Когда взгляд человека падает на судьбу, падает на предъявленное ему множество явлений, феноменов, то он чувствует, что за этим стоит некое утвердительное движение, которое порождает все это многоцветие окружения: цветы, пчелы, звезды, облака, другие существа. Тяга, как бы прущая сила возможностей, которая пронизана неким таким пафосом: «Есть – это дано!» Но оно дано как бы вслепую, оно прет и прет как трава, которая не знает о своих корнях.
Но в какой-то точке, в какой-то перспективе, если она прет по кругу и встречается сама с собой, это Бытие смотрит само в себя и себя узнает. И в этом узнавании реализована вся полнота возможностей, безграничная полнота явлений, в этом узнавании осуществляется исчерпывающее, последнее понимание Бытием самого себя; Бытие встает перед своим зеркалом. Эта точка встречи Бытия самого с собой происходит как раз в форме Великого Существа, которое метафизики и называют «богом». «Бог» есть Великое Существо, в котором Бытие обретает себя, видит себя и встречается с собой. Эта идея настолько прозрачна и настолько очевидна, что она всегда довлела над сознанием и видением человечества и всегда руководила всеми ориентациями, всеми векторами философского онтологического исследования и созерцания.
На самом деле из самой формулировки «Бытие, встречающееся само с собой» видно, что здесь заложена некоторая простая очевидность, от которой как бы никуда не деться. Да, есть бытие слепое, которое мы видим как нечто внешнее, но мы ему сопричастны, и мы знаем, что в динамике этого бытия оно где-то должно замкнуться на себе и где-то обрести себя, понять самое себя, как некое существо, которое всю жизнь провело в темной комнате и не знало, как оно выглядит, и не знало, что оно – это оно. Оно внезапно понимает, что оно – это оно, когда внезапно оказывается перед зеркалом и вдруг наступает шок понимания того, что «это же я».
И эта встреча с зеркалом, это понимание, это узнавание Бытия о самом себе и в самом себе в форме Великого Существа считается всегда абсолютно прекрасным. То есть узнавание Бытия о себе, встреча Бытия с собой есть тот максимум позитива «нахождения», обретения, в
