— Точно так же, как посещал всякие мероприятия Стивен Хокинг! На электрическом кресле! Будешь как этот, ну, лысый из Икс-менов.

— Профессор-Икс, — напомнил он.

— Вот, точно! — Елена вздернула палец к белоснежному потолку и засмеялась.

— У нас в городе, да и в стране, этот мюзикл не показывают.

— А ты летал на самолетах?

— Самолетах? Я и на машине то два раза в жизни ездил. Один — в реанимацию. Второй — сюда.

— Мда, — Елена сделала вид, что задумалась. — Ну, благо, у самолетов есть такие волшебные штуки, знаешь, чтобы внутрь попадать. Называются трапы.

— Я знаю, что это такое.

— Тогда решено! Через две недели на Бродвее состоится показ Призрака Оперы. Мы с тобой сядем в чартер и, двенадцать часов, и мы уже на той стороне атлантике. Ты ведь не бывал в Нью-Йорке.

— Конечно же бывал. Каждый день посещаю. Сразу после того, как слетаю на важную встречу в Лондон и Гон-Конг. Иногда я бываю в этих городах одновременно.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты вообще не умеешь быть саркастичным?

— Что-что? Кажется, звезда однодневка что-то говорит. Лучше бы поработала над своим перебором. Ты в бочку не попадешь.

— Это такой намек на то, что я толстая? — Елена, смеясь, кружилась на каблуках. Её фигуре могли позавидовать многие из звезд Инстаграмма.

— Понятия не имею, — отвечал механический голос. — Может именно потому, что ты такая жирная, ты и не попадаешь в ноты. Я тут слышал в Японии сделали био-кибернитеческий ручной протез. Поставь себе — глядишь играть лучше станешь.

— А откуда ты о нем слышал? Что ты собрался делать с этой механический рукой, извращенец?!

— Эй, я совсем другое имел ввиду!

— Я должна срочно всем рассказать, что ты извращенец! — Елена достала свой смартфон. — Это будет сенсация.

— Ой, да делай что хочешь, жирная корова!

Вновь засмеявшись, она показала ему свой Твитер.

Там было их селфи и подпись — “Ждите на премьере Призрака Оперы. Я выведу этого затворника в свет!”.

* * *

— Что, все действительно так плохо? — спросила она.

В вечернем платье, с гитарой в руках и электрическим креслом рядом.

— Ну давай, а то мы опаздываем.

Она, несмотря на макияж, укладку волос, высокий каблук и платье, стоимостью как некоторые машины, помогла ему забраться в электрическое кресло. Джойстик вместо ног, планшет с колонками вместо языка.

Он был одет в смокинг. На худом, сморщенном, атрофированном теле он выглядел как мешковина на пугале.

— Я хочу на вертолетную площадку, — сказал тогда он.

— Серьезно? Прямо сейчас?

— Пожалуйста. Я так давно не видел неба…

— Ну хорошо, — и вместе с Еленой, покинув ненавистную палату, он отправился по коридору больницы. Затем лифт, лестничный пандус предназначенный для каталог и, наконец, вертолетная площадка.

Порыв ветра разметал его волосы. Круглая металлическая площадка эхом отдавалась под колесами кресла. Яркие огни сверкали по периметру, а над головой сияли звезды.

Где-то там, у подножия холма, раскинулся город у гранитных берегов черной реки. Всадник из меди указывал путь и купола храмов поднимались над старыми, таинственными улицами.

Он любил и ненавидел этот город.

Регулируя джойстик, он подъехал к самому краю платформы. Под ним раскинулся океан тьмы и огней. Две сотни метров, не меньше, обещали ему свободу полета, а затем вспышку боли и забытье.

— Эй, ты чего?

Елена, ступая осторожно, будто пава, подошла к нему. Она придерживала руками прическу и смотрела на огни города.

— Красиво, правда? — спросила она.

Он промолчал.

Если бы он мог плакать, то, наверное, плакал бы.

— Знаешь, я давно хотела тебе сказать, — она заглянула ему в глаза. Такая чистая, такая светлая, такая прекрасная. Совсем как город у подножия холма. — Я тебя люблю.

Такая лживая, такая грязная, такая жадная до света. Совсем как город у подножия холма.

— И мне не важно, что скажут люди, мне не важно какие проблему будут ждать нас впереди, я хочу быть с тобой, — она улыбнулась своей привычной, пластмассовой улыбкой, в которой правды было даже меньше, чем в лабиринте кривых зеркал. Хотя, возможно, именно там и осталась вся правда этого мира.

— Во внутреннем кармане, — отчитался механический голос.

— Неужели… — Елена, роняя актерские слезы… боже, как же хороша она будет на экране кинотеатров… достала конверт.

Он, не дожидаясь, пока она его откроет, развернул кресло и направился обратно к лифту.

Она его развернула.

Ветер заглушил такой банальный и простой выкрик:

— “Ты все не так понял!”

Там, в конверте, лежали фотографии её и человека, который привел Хаджара в эту больницу. А еще фотографии с другими мужчинами. Главами записывающих студий, лейблов, корпораций, известными актерами, спортсменами и музыкантами.

Их было много.

И, кто бы их не прислал, Хаджар был ему благодарен.

Через неделю после этого, в день премьеры Призрака Оперы, на которую Елена пришла с известным режиссером, ему сделали операцию по внедрению нейросети.

* * *

— Северный Ветер! — донеслось сквозь мглу. — Северный Ветер!

Хаджар открыл глаза. Стоя на сияющей зеленым светом тропе, он, прислонившись к дереву, тяжело дышал.

Анетт, сияя серебром, тянула его в сторону высокой горы.

— Поторопись, Хаджар!

— Да, сейчас, — прохрипел он. — Иди вперед. Я догоню.

Анетт постояла недолго, а затем побежала дальше.

Хаджар сделал шаг и едва не упал.

Было больно.

Машинально схватившись за грудь, он отнял ладонь и посмотрел на неё.

Вся в крови.

В крови от открывшейся старой, уже даже позабытой, душевной раны.

Вытер ладонь о ствол дерева, Хаджар посмотрел на темную гору.

— Ты не сломишь меня, кусок камня, — прорычал он и побежал следом за Анетт.

Глава 867

Хаджар бежал следом. Листья кустов резали ему ноги, но вместо крови на светящуюся дорогу проливались воспоминания о прошлом Хаджара. И чем больше их впитывала тропа среди мистичных, вечно изменчивых джунглей, тем сложнее Хаджару было сделать следующий шаг.

— Не оборачивайся, Хаджар, — кричала бегущая впереди Анетт.