Сидя на ворсистой шкуре (что приносило не самые приятные в жизни ощущения) в небольшом шатре, около столь же миниатюрного костерка, Хаджар размышлял не о вечном, а о насущном.

Черный Клинок внутри его души как раз закончил пожирать красный кристалл, оставшийся после смерти демона.

— Анализ, — отдал Хаджар мысленную команду.

[Обрабатываю запрос… Запрос обработан. До следующего эволюционного этапа объекта “Черный Клинок” осталось 72.481 %]

Значит, ядро демона Безымянной ступени дало мечу всего полтора процента “мощности”, в то время как до обретения Королевства подобное вещество привнесло бы, как минимум, все десять процентов.

Неужели Черный Клинок был настолько тесно связан с душой Хаджара, что изменения в нем самом несли изменения и в меч?

Если вдуматься, то подобное было настолько невероятным и сказочным, что нарушало все, что знал Хаджар о пути развития.

Вот только за последние восемь лет он столько раз встречался с тем, что опровергало учения Семи Империй о пути развития, что впору было волноваться на об исключениях из правил, а о самом правиле.

— Проклятье, — выругался Хаджар, когда стрелка волшебного компаса в очередной раз ответила полной безмятежностью.

Где бы ни были Эйнен и остальные, они все еще не могли активировать энергетический маяк. А без него, в джунглях Карнака, по размерам равных баронству Лидус, найти их не представлялось возможным.

Так что все, что оставалось Хаджару — терпеть то, как задницу щекотят ворсинки на меху и ждать начала Посвящения. Чему, кому, как и зачем — он понятия не имел.

После того, как Анетт вызвалась быть его проводником к Горе Стихий, лагерь племени Шук’Арка превратился в оживленный муравейник.

Хранитель Прошлого который, видимо, занимал какую-то уникальную позицию в иерархии власти чернокожих, мгновенно выделил один из шатров и приказал отвести туда Хаджара.

Последний даже не стал сопротивляться. Он не чувствовал угрозы от старика. Чутье, развитое за годы жизни в качестве уродца-раба подсказывало, что Хранителю просто любопытно, а еще немного скучно.

Несколько Охотников отвели Хаджара в шатер и сказали тому раздеться. Опять же — Хаджар спорить не стал. Сняв вещи, оставшись в чем мать родила, он так и сидел у костра.

О том, что происходило за пределами тканевых стен, Хаджар мог лишь догадываться по звукам, доносящимся до его ушей.

И то, что знакомый, легкий шаг вел столь же знакомый запах в его временные “владения” Хаджар понял заранее. Но стеснительности и, тем более, стыдливости он не испытывал. После всего, что пережил Хаджар, чураться собственной наготы было бы несусветной глупостью.

— У тебя широкие плечи, — Анетт, отодвинув бусинный водопад, заменявший дверь, вошла внутрь. — Одежды скрывали их и казалось, что у тебя тонкая кость.

Она обогнула Хаджара и встала напротив.

Как и сам Хаджар, чернокожая красавица была полностью обнажена. И все то, что раньше будоражило фантазию мужчины, теперь предстало перед ним в полной красоте.

Стоило признать, это был тот редкий случай, когда реальность оказалась лучше и заманчивее любых фантазий.

Широкие, мощные бедра переходящие в пышные, но не чрезмерно, ягодицы. Тонкая талия, на их фоне, казалась еще стройнее и заманчивей.

Две полоски мышцы вдоль впадины пупка, а сверху — крепкие, стоячие груди. Каждая размером с полтора кулака Хаджара.

В Даанатане лишь богатейшие из аристократок могли себе позволить специальные алхимические мази, которые бы сделали их груди такими же высокими и упругими.

На земле же лишь нож лучшего хирурга мог создать подобную роскошь. И, в редких случаях, поцелую самой природы.

Черные волосы Анетт, до этого всего собранные в мелкие косички, теперь пушистым покровом спускались по бедра, а яркие, синие глаза сверкали на фоне лица, цвета черненый меди.

Анетт была красива. Будто страстная ночь сошедшая на нежных влюбленных, еще не знающих, но вожделеющих объятья друг друга.

Видят Вечерние Звезды, тысячи мужчин ради одной ночи с таким произведением природного искусства были бы готовы продать Князю Демонов свою душу.

Тысячи… сотни тысяч… миллионы… но не Хаджар. Оценив девушку по достоинству, нисколько не стесняясь своей природной реакции на неё, он не сделал ни единого движения в сторону Анетт, а его сердце билось так же ровно и спокойно.

Чернокожая обворожительно, скосив взгляд в сторону мужского естества Хаджара, немного зарделась. Алый цвет на черных, пышущих жизнью и молодостью щеках, выглядел дурманяще привлекательно.

— Ты бы создал крепкое потомство, Хаджар Дархан, — прошептала она отводя взгляд в сторону.

Девственница — сразу определил Хаджар.

Но куда больше половой жизни Анетт его волновала миска белого цвета в её руках.

— Что это? — спросил Хаджар указывая на миску.

— Это? — не сразу сориентировалась девушка. Видимо происходящее было для неё пусть и не в новинку, но не самым рядовым событием. — Краска Шалгуш — её делают только Говорящие из волшебных пород дерева в час, когда звезды светят ярче всего.

Хаджар не ожидал такого подробного ответа, но, видимо, Анетт действительно нервничала.

— Расскажешь что будет происходить? — попросил Хаджар.

Анетт еще раз быстро мазнула взглядом по естеству Хаджара, и тому стоило огромных усилий не улыбнуться или как-то еще дать показать, что он заметил этот взгляд.

Когда же девушка опускалась рядом с ним на колени, он почувствовал абсолютно животный импульс повалить Анетт на спину, развернуть и с силой войти в неё с жадностью взявшись за то, что только попадется под руку.

И, как и любая женщина, Анетт почувствовала этот импульс Хаджара. Их взгляды пересеклись и оба замерли.

Хаджар понял, что если он поддастся животному инстинкту, то чернокожая красавица против не будет. Скорее — только за.

Но это было не подходящее время и не подходящая ситуация. Да и зверьми никто из них, все же и, возможно, к сожалению не был.

Всего доли секунды Анетт хватило, чтобы осознать, что ничего не произойдет. На миг в её ясных глазах промелькнул отблеск сожаления об упущенном.

Женщины…

— Я напишу на твоем теле древние символы этой краской. После чего, следуя моим указаниям, тебе нужно будет написать такие же и на моем. После этого мы отправимся на Гору Стихий, где ты попробуешь услышать имя своего природного “я”.

Кроме того, что им обоим нужно быть вымазаться в дурно пахнущей