Шрифт:
Закладка:
— One for sorrow,
Two for joy,
Three for a girl,
Four for a boy…
Единица — печаль. Два — это радость. Три — девушка. Я, Этансель, и моя история началась задолго до того, как я появилась на свет.
Давным-давно леди Моргауза совершила великое зло, и, чтобы спасти остатки королевства бриттов, Триединый сотворил Источники. Мы были созданы созидать добро, но оказались сором под ногами магов. Разменной монетой в их войнах, трофеем, не имеющим права жизни и голоса. Зная, что может ждать ее дочь, моя мама покинула дом, сменила имя, уехала вслед за мужем из Глазго, но даже это двадцать лет спустя не спасло меня от встречи с Гончими. Three for a girl, four for a boy…
— Five for silver,
Six for gold,
Seven for a secret
Never to be told…
«Слово — серебро» — говорила тетя Скарлет — «а молчание — золото». Сколько же серебра насыпали мне в ладони, прежде чем я услышала правду…
— Eight for a wish,
Nine for a kiss…
Сколько лживых объятий, притворных ласк, сколько пустых поцелуев — и только один настоящий — тот, в котором я едва не погибла. В котором должна была умереть, но Александр Райдер бросил меня как кость Королеве. Глупая, глупая Тини Хорн, ты думала, что встретила принца, а полюбила обыкновенного подлеца.
Разве такая история может закончиться хорошо?
— Ten for a time
Of joyous bliss!
В этой сказке колокола будут траурными, потому что Королева решила отдать меня Уилберу.
Я не заметила, как вышла Мэри. Услышала только, что хлопнула дверь, подняла голову и болезненно заморгала, увидев makada: блестящие пуговицы его распахнутого пальто в окружающем сумраке резали глаз. Будто бы не было года — влажные волосы, снежный крап на плечах, хмурый взгляд, свисающая из кармана цепочка часов…
…а за спиной — лавка оружейника и Джереми-Булл, указывающий на безобидного аристократа…
— Нам позволили поговорить.
— Я не пойду за вас замуж. — После долгого молчания собственный голос показался мне каркающим.
— Райдера ждешь? — спросил маг.
Нет.
Я не ответила, но он, кажется, не нуждался; не раздеваясь, прошел через комнату, отодвинул в сторону кресло Мэри-Агнесс и, сунув руки глубоко в карманы брюк, присел передо мной на край столешницы. Стекающий из щели окна тусклый свет выбелил его волосы, лоб, впалую щеку и заостренное ухо, другая половина лица растворилась в тенях.
Еще один призрак из многих, бродящих по Виндзору.
— Вирджиния, он не вернется. Пойми, выплеск дал Райдеру то, к чему он стремился — полную, абсолютную свободу. Ты можешь не верить, Королева не верит, но я знаю его как никто: с Альбионом покончено.
Я понимаю.
— Он зависел не от метки; наш Алекс был заложником собственного дара и гордыни. Сильный маг, наследник Пендрагонов, от него все ждали мятежа и не стеснялись о том напоминать. Одни давили, другие провоцировали — рано или поздно он бы схлестнулся с Королевой. Нападая, защищаясь — неважно, кто бы ни развязал войну, судьба Райдера была предрешена: занять Трон или исчезнуть. Если бы отец не лишил его наследства, Алекс бы исчез. — Мраморную щеку мага рассекла усмешка: — Плевал он на чужие ожидания. Но простить такое унижение… Узнать, что его приравняли к Валентину… Алекс начал мстить: разоряя отца, скупая закладные, заключая договоры против…
…и все глубже увязая среди тех, кого презирал.
Он ведь не хотел ни земель, ни богатств, ни тем более почестей, полагаемых Королю. Я помню его на холме под заснеженным дубом — темную фигуру на многие мили Уэльса. Резкий ветер трепал его волосы, срывал полушубок, но Алекс не замечал, а я не решалась позвать, глядя снизу на раскрытые руки и опьянение бурей.
— Выпив Источник, он поставил себя вне закона. Королева упразднила титул Райдеров, конфисковала все его счета и имущество. За голову Алекса объявлена награда — и в этот раз он не упустил возможности покинуть Альбион, сохранив лицо и гордость.
Я кивнула: верно, государственный преступник далеко не то же самое, что изгнанный отцом мальчишка.
— Я не знаю, спланировал ли Алекс все заранее или действовал спонтанно, — глядя мне в глаза, сказал Уилбер, — но как бы это ни случилось, он ушел. А ты осталась.
Потому что свобода — единственная любовница, которой он хранит верность.
Было странно слушать Уилбера и еще удивительнее с ним соглашаться. В голосе мага я не чувствовала ни злости, ни ревности, только горечь и что-то очень похожее на сочувствие. Будто бы он сожалеет, что говорит мне все это. Словно и в самом деле желает помочь.
— Зачем вы здесь? — оборвала я Уилбера. — Неужели для того, чтоб говорить об Александре?
— …Нет, — ответил маг. Искоса взглянул на дверь и вдруг присел передо мной, крепко сжав ладонями мои колени. — Вирджиния, я знаю, что ты от меня не в восторге, — тихо и очень быстро заговорил Уилбер, — но если ты устроишь истерику, это ничего не изменит: тебя все равно выдадут замуж. Не за меня — за другого, желающих много. Все чистокровные. Ты понимаешь, что это значит? — глядя на меня снизу вверх, спросил makada. — Нет?
И не хочу понимать.
— Я не пойду ни за вас, ни за кого бы то ни было! Убирайтесь!.. — Я попыталась высвободить ноги, но он не отпустил, стиснул так, что я почувствовала жар сквозь плед и юбку.
— Тебя никто не будет спрашивать. Королева потеряла твой Источник, но будь уверена, Она возьмет свое!
— Как? — желчно засмеялась я. — Добьет меня?
— Ну что ты, — повторил мой смех makada, — твоя смерть глубоко огорчит Ее Величество. Ты же такая редкость, Вирджиния — la Source, способная рожать детей, но непригодная, чтобы питать магов!
— Ч-что?.. — Я затихла, с подозрением глядя на Уилбера.
— В с-союзах чистокровных и Источников вс-сегда рождаются одаренные дети, — прострекотал makada. — Очень одаренные, Тин. Берли, Бэкон, Лес-стер, Дрейк, Уолсингем — все они потомки les Sources. За мной очередь из тех, кто продаст душу Королеве за сына от Источника! …И не только душу, — сверкнул глазами маг, — за эту возможность они с удовольствием отдадут Ей твоих дочерей.
…глупая, глупая Тини Хорн. Неужели ты думала, что все закончилось?
Я поверила Уилберу сразу и бесповоротно — такое невозможно придумать, и бабочка в кулаке захрустела. Меня повело. Пятна света и тени сотнями крыльев зашумели в ушах, зарябили в глазах, сжали горло — я открывала рот, но не могла вдохнуть воздух, и только слова Уилбера — жестокие, грубые — удерживали меня на границе сознания:
— Если ты не подчинишься, Она сломает тебя прямо перед алтарем. Ты будешь все чувствовать, все понимать, но не сможешь противиться Императивам. Ты станешь есть, пить, дышать, спать с сукиным сыном, которому тебя отдадут, и травить плод, если первым ребенком окажется мальчик — прежде, чем порадовать мужа наследником, ты будешь обязана подарить Королеве Источник. …Ты этого хочешь, Вирджиния? — больно встряхнул меня Уилбер. — Скажи, ты этого добиваешься?