была сильна, как никогда. Чтобы удержать свои недавние завоевания, Венеции предстояло нанимать других кондотьеров, а было очевидно, что любое проявление слабости или сомнений будет истолковано как знак того, что ее щедротами можно пользоваться безнаказанно. Следовало проявить твердость; и очень может быть, что именно благодаря столь суровому приговору, который венецианцы вынесли Карманьоле, следующие два знаменитых солдата удачи, нанятые республикой, служили ей верой и правдой, а один из них даже сделал намного больше, чем можно было ожидать от наемника.

23

Волнения на материке

(1432 –1455)

Бесчисленные примеры свидетельствуют о том, что деяния людские подвержены переменам и колебаниям точь-в-точь как воды морской пучины, волнуемые ветрами. И сколь же гибельны, подчас и для них самих, и даже для народов, им подвластных, безрассудные поступки наших владык, вызываемые лишь суетными мечтаниями или жаждой сиюминутных удовольствий и преимуществ! Государи такого склада не дают себе труда задуматься о непостоянстве фортуны и от своей неумелости и тщеславия порождают беспорядки и смятение, вместо того чтобы обратить во благо дарованную им власть.

Гвиччардини. История Италии

Несмотря на все сложности с Карманьолой, за первые шесть лет войны территориальные владения Венеции значительно расширились, тогда как дальнейшие боевые действия, продолжавшиеся (хоть и с перерывами, но зачастую с поистине варварской жестокостью) еще почти четверть века, принесли ей не так уж много постоянных приобретений. В августе 1435 г. республика заключила с императором Сигизмундом договор, согласно которому ее западной границей стала река Адда, – четырьмя годами ранее император проезжал Милан по пути на коронацию в Рим и был крайне возмущен, когда Филиппо Мария в своей типичной манере отказался принять его. С тех пор Венеция не стремилась к новым завоеваниям, но сосредоточилась на защите уже имеющихся территорий и на том, чтобы сдержать агрессию Милана. В этом сдерживании она играла далеко не первую скрипку. С самого начала Венеция лишь вполсилы поддерживала Флоренцию, куда более уязвимую для миланских войск, и на протяжении всей войны обычно выказывала больше готовности к заключению мира или хотя бы временного перемирия, чем ее не столь удачливая союзница.

Одно такое перемирие было заключено в Ферраре еще в начале весны 1433 г., но Висконти с самого начала продемонстрировал характерное вероломство. В условия договора, естественно, входил обмен пленными, в числе которых был венецианец Джорджо Корнаро, бывший проведитор, принявший командование войсками после отзыва Карманьолы и впоследствии захваченный миланцами во время какой-то вылазки. Но когда пленных доставили из Милана, Корнаро среди них не оказалось, а на запрос Венеции последовал ответ, что проведитор умер в плену. Это была ложь, что подтвердили и возвращенные пленники. Правда состояла в том, что Корнаро подвергли чудовищным пыткам, чтобы заставить его рассказать, сколько его хозяевам было известно о связях Карманьолы с Миланом и кто выступил в качестве его обвинителей. Лишь через шесть лет Корнаро – сломленный и преждевременно состарившийся – вернулся в Венецию, где и умер, едва успев поведать о пережитых страданиях.

Во время этого недолгого и тревожного перемирия республика столкнулась с проблемой совершенно иного рода. В 1431 г. в Базеле был созван новый Вселенский собор, поставивший задачей дальнейшие реформы, особенно такие, которые касались высших иерархов церкви. Подобно предыдущим соборам в Пизе и Констанце, он проводился по инициативе группы кардиналов, независимо от папы. В подобных обстоятельствах неудивительно, что у папы Евгения IV (очередного венецианца и, более того, племянника Григория XII) этот собор вызвал подозрения. Понтифик приложил все усилия, чтобы его распустить, но ничего не вышло: к 1434 г. собор уже набрал значительное влияние и престиж, несмотря на то что папа к нему так и не присоединился. Летом того же года в Базель неожиданно прибыл патриарх Аквилейский, все еще оплакивавший потерю Фриули четырнадцатилетней давности. Он обвинил Венецию в незаконном захвате его земель и потребовал их возвращения.

Сам по себе этот инцидент не имел далеко идущих последствий. На республику наложили интердикт, но поскольку папа так его и не утвердил (а затем не прошло и двух лет, как и вовсе аннулировал), за его исполнением строго не следили. К тому же патриарх своим высокомерием и несговорчивостью настроил против себя всех присутствовавших на соборе. Однако Венеция усвоила в результате новый полезный урок. Она увидела, что просто занять завоеванную территорию недостаточно. Чтобы в дальнейшем избежать таких претензий, которые в лучшем случае влекли за собой большие расходы и потерю времени, а в худшем – могли втянуть ее в нежелательные военные действия, следовало всеми силами добиваться легализации каждого нового приобретения. К счастью, Сигизмунд теперь был миропомазанным императором, облеченным всей полнотой власти, а после договора 1435 г. отношения между империей и республикой оставались превосходными. Соответственно для Марко Дандоло, венецианского посла при дворе императора, подготовили письма с указанием подать запрос об официальном признании не только Фриули, но и всех территорий, недавно отнятых у Милана.

Сигизмунд, все еще кипевший гневом по поводу того, как обошелся с ним Филиппо Мария, был только рад удовлетворить эту просьбу. Церемония состоялась 16 августа 1437 г. в Праге. Император в окружении придворных восседал на высоком троне под балдахином, установленным ради такого случая на Староместской (Старогородской) площади. На противоположном конце площади по сигналу появился представитель республики – Марко Дандоло, облаченный в роскошную золотую парчу. Двести имперских аристократов приветствовали его и с большой торжественностью препроводили к подножию трона, где он преклонил колени перед императором. Сигизмунд протянул руку, помогая ему подняться, и вопросил, с какой целью тот явился. Дандоло отвечал, что республика просит об официальном признании земель, которые были заняты ею на материке, и вручил императору свой мандат. После этого все собравшиеся торжественно проследовали в собор и прослушали обедню; затем была зачитана жалованная грамота, а Дандоло от имени дожа и синьории принес присягу, по которой новопризнанные территории обязались хранить верность императору. Сигизмунд ответил хвалебной речью в адрес республики и ее правителей, а затем обратился к Филиппо Марии Висконти со строгим призывом: в течение двух месяцев герцог Миланский должен предстать перед императором и ответить за свои преступления.

Согласно императорской грамоте, датированной 20 июля 1437 г., дож провозглашался герцогом Тревизо, Фельтре, Беллуно, Ченеды, Падуи, Брешии, Бергамо, Казальмаджоре, Сончино и Сан-Джованни-ин-Кроче; под его руку переходили все замки и крепости на землях Кремоны и остальной территории Ломбардии к востоку от реки Адда. В ответ на всех последующих преемников дожа