— Ну и память у тебя, Меньков! — вполне откровенно констатировала Татьяна.

— Ладно, комплимент принят. Ты знаешь, я на сто пять процентов уверен в том, что и Родион Вербин, и Александр Цупиков, и Владимир Агафонкин страдают расстройством личности. Нормальный человек такие поступки совершать не может. В конце декабря эти типы до полусмерти избивают пожилого человека — причем, ни за что, развлечения ради. Дней через десять они насилуют свою учительницу.

— Итак, мы имеем троих уродов, страдающих расстройством личности, — с оттенком иронии в голосе произнесла Татьяна. — Вербин, Агафонкин, Цупиков.

— А Кузнецов?

Татьяна покачала головой.

— Он же только снимал на телефон, не насиловал.

— Для суда разница будет небольшой.

— Ладно, я юриспруденции не сильна. Остается теперь выяснить, кто из них более уродливый урод — тот, что мог совершить изнасилование и убийство восьмилетней девочки.

— Ох, чует мое сердце, что может быть кто-то третий, — крякнул Меньков.

— А мое чует, что это не обязательно будет третий. То есть, вполне возможно, что будет, но — совсем не обязательно. А что касается двух преступлений, о которых ты упомянул, то… В общем, я почти уверена в том, что инициатором и вдохновителем и в первом, и во втором случае был именно Вербин.

— Почему уверена? Только потому, что он еще и встретился тебе на дороге в компании отпетого отморозка. Так это просто совпадение.

— Ну, знаешь, два раза — это совпадение, а три — уже система. Ты про случай Карины забыл, что ли?

— Или привычка, — хмыкнул Меньков, — как в том анекдоте. Нет уж, как по мне, так эти уроды уродливы одинаково — и Вербин, и Цупиков, и Агафонкин участвовали в двух, скажем прямо, очень рискованных предприятиях. Я говорю пока об известных нам их выходках. Так вот, второе предприятие — это уж рискованнее некуда. Ведь они во время изнасилования Ирины Комовой формально находились под следствием. Тебе известны случаи, когда двое, совершив вместе одну попытку суицида, выживают, а затем опять же вместе совершают еще одну такую попытку — теперь уже со смертельным исходом?

— Представь себе, известны, — мгновенно отреагировала Татьяна. — И довольно часто один из самоубийц находился в психологической зависимости от другого.

— Хм… Это самоубийцы уже после смерти рассказывали — о психологической зависимости?

— Остришь, служивый? — скривилась Татьяна. — Это при их жизни было известно. Убить себя или совершить запланированное убийство человека — на это ведь решиться надо. Неужели тебе не известны преступления, совершенные одним человеком под влиянием другого?

— Известны, — проворчал Меньков.

— Ты говоришь об известных нам выходках этих подонков. За Вербиным пока что — именно пока что! — их числится четыре.

— Два преступления и две выходки…

— Одна из выходок — то, июльское нападение Вербина — могло закончиться изнасилованием Карины.

— Да ты что? На пляже, среди публики? — Меньков с сомнением покачал головой.

— Снова здорово! Ведь ты сам несколько минут назад согласился, что он наверняка страдает расстройством личности. А это уже психическое заболевание, это не просто отклонение от нормы! Дорого бы я сейчас заплатила за возможность поговорить с врачами, к которым обращались родители Вербина.

— Родители? — Меньков поморщился. — Множественное число исключается — отца его я знаю по нескольким личным встречам, а больше по отзывам сотрудников и знакомых. Отец у него тоже того, — от отнял правую руку от руля и покрутил пальцем у виска, — с левой резьбой. Мамаша могла обращаться к врачам. А могла и не обращаться. Но этого нам уже не узнать — два года назад она погибла при невыясненных обстоятельствах. Вроде бы имело место быть самоубийство.

— Почему-то я совсем не удивлена. А родители Агафонкина и Цупикова — они при деньгах и при власти?

— Про родителей Агафонкина пока не знаюри деньгах. Но мать Цупикова — коммерческий директор фирмы… Ч-черт! Как же я раньше одно с другим не связал!

— Чего чертыхаешься? Что именно с чем ты не связал? — оживилась Татьяна.

— Да нет, это я так — о своем, о девичьем… Говорил я вчера с одним человеком…

* * *

Меньков хорошо помнил свою бабушку, умершую шесть лет назад. То есть, он помнил ее не старой, очень бодрой, подвижной. Это после смерти деда, случившейся двенадцать лет назад, она стала угасать прямо на глазах. Болезнь Паркинсона — откуда взялась? А примерно за год до смерти бабушка вообще перестала узнавать близких знакомых и родных.

Так вот, в арсенале у бабушки, кроме десятка прочих, существовала и такая поговорка: «Бог — праздник, черт — работу». То есть, бог дарует праздники, а черт подбрасывает работу.

К данной ситуации бабушкина поговорка как нельзя больше подходила. То есть, неожиданный зигзаг в расследовании заслуживал названия ловушки дьявола. Или подсказки дьявола.

Алла Цупикова, коммерческий директор фирмы с незатейливым названием «Заря» (ничего не говорящем о специализации предприятия) после гибели генерального директора Федяева унаследовала все. То есть, почти все. За исключением пакета акций, принадлежащего Федяеву. Цупикова и раньше выполняла всю работу по управлению фирмой — Федяев, как принято называть такое участие в управлении, просто контролировал предприятие. А теперь следовало учитывать тот факт, что вдова Федяева — при номинальном упоминании ее имени в списке совладельцев — бизнесом никогда не занималась и не имела о нем никакого понятия. Так что Цупикова легко могла оставить госпожу Федяеву на бобах. И, скорее всего, именно такой сценарий Цупикова уже продумала. При известной сноровке и ловкости рук сорок процентов акций легко превратить в четыре процента. А уж ловкости рук Алле Цупиковой хватало.

«Заря» — фирма вроде бы совсем небольшая, но специалисты из УБЭП в беседах с Меньковым высказывались однозначно:

— Если оперировать понятиями вроде «серая экономика», то «Заря» — фирма «темно-серая». Процентов на двадцать пять-тридцать она на поверхности, остальное — скрыто очень надежно. Что значит знаем? Не то чтобы знаем, но, скажем так — сильно догадываемся. А у тебя разве такого в практике не случается? Вот именно — сплошь и рядом. Видит око да зуб неймет. Или: «Вот нутром чувствую, что пол-литра получается, а математически доказать не могу».

Да, с ситуацией «математически доказать не могу» Меньков сталкивался неоднократно — просто не позволяли ему произвести «математическое доказательство».

Когда в расследовании убийства Федяева очередь дошла до опроса сотрудников «Зари», Меньков столкнулся с применением формулы: «О мертвых — либо хорошее, либо ничего». Он получил скорее ничего, чем хорошее. Сплошные недоговорки, намеки, экивоки. Один намек оказался очень ценным — Менькову подсказали имя и координаты недавно уволившегося — точнее, уволенного