Шрифт:
Закладка:
Влада ничего не сказала. Я думаю, ее охватил ментальный паралич. Я думаю, что я пробила все ее психологические защиты, и психиатрические тоже. Я думаю, что были в моем Я жестокие части, которые редко прорывались наружу в реальной жизни, но когда прорывались, могли довести человека до ручки. Особенно слабого человека.
– Я не собираюсь больше жить с тобой в одной комнате, мне хватило по гроб жизни, – эффектно завершила я свой монолог и вышла.
Фридочку я нашла на веранде за раскатыванием теста для пирога в честь дня рождения Марка.
– Переведите меня, пожалуйста, в другую комнату, – сказала я, все еще трясясь от злости.
– Здрасьте. – Домовая отряхнула руки от муки и вытерла о полотенце. – Приехали. Что вы не поделили, девулечка моя?
– Литературную трактовку одного произведения.
– А подробнее?
– Я не хочу больше жить с Владой, и не спрашивайте меня почему.
Фридочка не спросила. Она спросила другое:
– А как же быть с Аленой? Вы же лучшие подруги.
– Вовсе не обязательно жить в одной комнате, чтобы дружить. Очень даже наоборот, кстати. Когда приедет новая группа, больше не селите лучших друзей в одну комнату, если не хотите уничтожить их дружбу.
– Спасибо за совет, деточка, я приму его к сведению. Но менять комнату в конце года неразумно – перетаскивать вещички, налаживать отношения с новыми соседками, свыкаться с их порядками. Лучше потерпи, скоро домой.
– Мне надоело быть разумной и надоело терпеть. Домой не скоро, а аж через три месяца.
– Через два. А если не считать пасхальные каникулы, так фактически через полтора, – заметила Фридочка.
– Это очень много.
– И куда ты предлагаешь тебя переселять? Все кровати заняты. Я не стану никого заставлять переезжать, это несправедливо. Для того чтобы поменять комнату, тебе придется уговорить одну из девочек с тобой поменяться. Только вряд ли кто-нибудь захочет.
Об этом я как-то не подумала.
– В конце коридора есть пустующая комната, в которой никто не живет. Вообще, это глупо, что мы все живем втроем, когда можно было создать две комнаты, где проживали бы только двое соседей. Переселите меня туда.
– Зоечка, тебе кажется справедливым, что кто-то будет жить втроем, а кто-то – вдвоем? Да и по правилам программы и Деревни ребенок не должен жить в одиночестве, как прокаженный.
– Это потому, что вы нам не доверяете, – заключила я. – Вы считаете, что мы малолетние дебилы, неспособные к самостоятельной жизни. Да и вообще с тех пор, как Арт уехал, Марк и Никита живут вдвоем.
– Что за муха тебя укусила? – беззлобно спросила Фридочка.
– Не муха, а змея, – бросила я. – Я пойду просить у Фридмана.
– Иди, – улыбнулась Фридочка.
И я пошла гигантскими шагами.
Постучалась в небезызвестный кабинет в здании начальников и директоров, куда не входила никогда по собственной воле, а только тогда, когда меня вызывали на ковер. Но я больше не боялась Фридмана.
– Входите, – послышалось изнутри.
Фридман, одетый, как всегда, с иголочки, корпел над горой билетов и наших паспортов.
– Здравствуйте, госпожа Прокофьева, – поднял голову командир мочалок, – присаживайтесь. Чем могу быть вам полезен?
Трудно было поверить, что Фридман так к нам обращался без издевки, тем не менее он действительно нас уважал. Или же просто с детства мечтал жить в те времена, где табель о рангах была действительна и существовали юнкерские училища и институты благородных девиц. Все мы хотим, чтобы с нами говорили на языке детства. Фридман не был исключением. Я решила воспользоваться его слабостью. Я была в ударе.
– Семен Соломонович, – чинно произнесла я, потупив взор, – я хотела попросить у вас особого соизволения милостиво разрешить мне покинуть мое нынешнее место проживания по причине возникших сложностей в отношениях с одной из моих соседок, хотя мне, безусловно, известно, что речь идет об исключении из деревенских правил.
И тут я впервые в жизни поняла, что способна говорить вслух точно так же, как писать. Это открытие настолько меня поразило, окрылило, воодушевило и вдохновило, что я чуть не забыла, зачем пришла.
– Не смею надеяться на положительный ответ с вашей стороны, однако свою просьбу я все же озвучу, в надежде, что вы не сочтете ее излишне наглой. Поскольку свободные кровати в занятых комнатах нашего общежития отсутствуют, я осмелюсь предложить вселить меня в пустующую комнату и позволить мне до конца учебного года проживать в ней в одиночестве. Моя скромная персона – особа ответственная и вполне самостоятельная и ваше исключительное доверие не обманет, даю вам слово.
Поскольку глаза мои были кротко опущены, а взор обращен на длани, скрещенные на коленях, я не видела лица Фридмана, так что его “кряк” оказался для меня полнейшей неожиданностью.
Когда я посмотрела на Фридмана, то увидела, что он отчаянно борется с собой, будто не определившись, заржать ему, восхититься или возмутиться. Вероятно, какой-то частью своего Я он подозревал, что я над ним изощренно издеваюсь, а другая обрадовалась внезапно обнаружившемуся партнеру для игры в кадетский корпус.
Семен Соломонович сложил руки на столе и подался вперед.
– Комильфо, – сказал он, – откуда ты взялась?
– Из Асседо.
Я подумала, что если он захочет отгадать загадку, это будет означать, что он отказался от мысли, что я над ним издеваюсь.
Еще я подумала, что жизнь в программе “НОА” научила меня тому, что все настоящие педагоги, а не те, кто случайно попал в профессию, потому что их в юности заставили родители, или потому что их не приняли в Технион, или потому что их привлекал ежегодный отпуск длиной в летние каникулы и во все остальные каникулы, коих в Израиле девяносто дней в году, – это люди с богатым воображением и двойным дном, которое не стоит недооценивать. Впрочем, ради этого прозрения вовсе не обязательно было уезжать в Израиль, а просто почаще общаться с папой. Или ему со мной.
– Я слышал эту легенду, – на полном серьезе сказал мочалок командир.
– Какую легенду? – удивилась я.
Неужели коварная Аннабелла успела и Фридману доложить о моих тетрадях? А может быть, Маше и впрямь не стоило доверять?
– Про основание Одессы. Много нервов было потрачено фаворитами Екатерины при ее решении основать город на местности, где отсутствует пресная вода. Советники пытались отговорить ее от бредовой идеи, но слово императрицы – закон. Она хлопнула по