И будем существовать, только пока нужны ей. А как только перестанем, она вернет нас обеих в ад. И неважно, как верны и полезны мы будем, это все равно случится. А то и пополним число тех, кто стонет и плачет внизу.

Кхира содрогнулась.

— И зачем ты мне это говоришь? Если меня убьют, ты получишь, что хотела.

— Ты пыталась спасти Нелле и Рию, а не пытала их. Я… мне жаль, что я столько лет зря винила тебя. Сейчас я пытаюсь сохранить тебе жизнь. Вернее, то, что от нее осталось. Прошу тебя, отступи и позволь Беате Хоффман сразиться с Мавис. Тогда мы освободимся и сможем свободно существовать в этой крепости, не причиняя друг другу вреда.

Кхира поколебалась. Но вновь упрямо помотала головой.

— Нет. Я клялась именем божественной Эйв, не предавать Мавис.

— Но ведь Мавис сама предала Эйв, — сказала Беата, — ты замечала, что она не может попасть в древо жизни, хотя вы с Лавеной можете? Ты не думала, почему так? И почему кубок Эйв, которым вы дурили головы другим ведьмам, не даровал вам вечную молодость?

— Он не настоящий. Мавис придумала его.

— Отнюдь. Калунна наполнила его божественной силой, и я напоила всех ведьм ковена Тринадцати. Матильда Поллок теперь выглядит не старше тридцати лет. Когда-то этот кубок действительно принадлежал божественной Эйв. Но Мавис скормила ее демону и призналась мне в этом. Она даже Эйв предала. Как можно верно служить законченной предательнице, убийце и подлой лгунье? Разве она заслужила твою преданность?

— Ты лжешь! Ты… — Кхира замолкла.

Ее трясло.

Беата поднажала.

— Позволь мне сразиться с ней. О большем не прошу. Пропусти в крепость, чтобы я могла освободить души шестерых похищенных девушек и посмотреть в глаза их родителям. Если Мавис победит, то ты продолжишь служить ей. Но если выиграю я, вы с Лавеной будете свободны хотя бы после смерти. Ты уже отдала Мавис свою жизнь. Не хватит ли с нее твоих жертв?

Кхира застыла.

— А ведь я клялась служить ей до смерти, а не после. Выходит, свою клятву я исполнила. И могу уйти на покой.

Она тоскливо покосилась на дерево над их головами.

— Я хочу туда. Там хорошо. Есть комната, как в моем старом доме. Горящий камин. И музыка из моей любимой шкатулки. Я просила Мавис пускать меня туда хоть на час в сутки. Думала, что заслужила это. Но она страшно разозлилась и велела стоять тут. Это… несправедливо.

Она рвано вздохнула.

— Хорошо. Я проведу тебя к Мавис. Но сними с меня кандалы, иначе она заставит меня сражаться колдовством.

Беата испытала облегчение.

— Хорошо. Я их снимаю, а ты пропускаешь нас и не вредишь. Лавене в том числе. И расскажи о палаче Мавис. Кто это?

— Не знаю. Последний умер лет пять назад. Мавис явно нашла нового, но я никогда его не видела.

— Это мужчина? Или женщина-ведьма? — Беата вспомнила, что девушек заколдовали, а окружающим отводили глаза.

— Не знаю. Мог быть кто угодно. Только это должен быть садист, которому нравится убивать и мучить других. Сними с меня кандалы.

Беата принялась расплетать очередную ветвь вереска из волос. Эйне слетел вниз и обернулся человеком.

— Госпожа, не делай этого. Не трать зря вереск. Расколдуешь ее, когда победишь Мавис. Сейчас он нужен тебе самой.

— А если не победит? — возмутилась Лавена. — Пусть выдаст нам аванс! Зря что ли мы жизнями рискуем?

— Вы уже умерли, — возразил Эйне.

— Ну и что? Тебе-то небось что-то дали, раз ты служишь ей? Вот и нам пусть даст.

Кхира хрипло фыркнула.

— «Нам»? Впервые слышу от тебя это слово. Всегда говорила только «я, мне» и думала лишь о своей выгоде.

— Теперь буду думать и о твоей, — буркнула Лавена, — раз ты сама этого не умеешь.

Черные кандалы исчезли с лап Кхиры. Она с наслаждением размяла ноги и обернулась к Беате.

— Никогда больше не делай подобной глупости, если хочешь выжить. Обмануть врага — это не бесчестье, а хитрость. Но я хочу свободы для себя и этих несчастных внизу и отведу тебя к Мавис. Следуйте за мной.

Кхира прошла сквозь небольшую деревянную арку за спиной и исчезла. Лавена сделала то же самое. Беата последовала за ними и оказалась на широкой винтовой лестнице, ведущей вниз. Вокруг горели колдовские светильники, а стены излучали беловатый неяркий свет. С каждым шагом становилось все холоднее и страшнее: вначале возник тихий шепот на грани слышимости, потом плач, потом громкие стоны. В стенах появились искаженные мукой лица, и Беата содрогнулась. Это все устроила Мавис? Для этого она отдавала жертв палачу? И те шесть девушек… Калунна, милосердная вересковая богиня, все это видела в голове Мавис? Поэтому не хотела рассказывать Беате и предлагала обо всем забыть? Скольких жертв Мавис обрекла на это, чтобы сохранить свою жалкую единственную жизнь после смерти?! Тварь, ну какая же тварь! Беате стало плохо от стонов мертвых и почти осязаемой ауры смерти и боли. Она начала молиться Калунне вслух. Вереск в волосах засиял, успокаивая ее и заглушая крики.

— Госпожа? Тебе плохо?

— Уже лучше.

Она взяла Эйне и Гиля за руки, делясь защитой. Напряженное лицо Гиля разгладилось. Эйне коротко вздохнул с облегчением. Лавене и Кхире было нехорошо, но явно не настолько, как им. Они были полностью мертвы. Наконец бесконечный спуск закончился, и они вошли в просторный зал, размером со стадион. Первое, что бросилось Беате в глаза — шесть бледных полупрозрачных душ в черных цепях. Это были молодые красивые девушки. Они тихо плакали и раскачивались на месте, но не пытались бежать.

А в нескольких метрах от них стояла Мавис и спорила с огромным демоном в пентаграмме.

Беата оцепенела.

Демон. Оскверненное и ослабленное бывшее божество. Все будет намного хуже, чем она боялась.

* * *

Демон был ростом метра два, не меньше. Его обезьянье туловище было покрыто густой серой шерстью, а рук было четыре: на удлиненном корпусе располагалась вторая пара. Всеми четырьмя он активно жестикулировал. И не только ими: Беата заметила, что пальцы на босых ногах были подвижными и гибкими, явно способными хватать и держаться за ветки, как у настоящих обезьян. Одет он был в грязный, оборванный хитон серо-коричневого цвета, будто отобранный у последнего нищего или сшитый из половых тряпок. Сзади из-под хитона свешивался тяжелый, толстый крокодилий хвост. Плечи демона венчала рогатая козлиная голова со все той же свалявшейся серой шерстью. На выбритом лбу торчал круглый алый глаз с вертикальным зрачком. А вот два других были