обреченностью и каким-то неведомым для Рэндалла облегчением.

Нахмурив брови, он продолжал смотреть на отца, и тогда Алан стал говорить. То, что Рэндалл мечтал услышать долгие годы.

– Прости за то, что не был тем отцом, которого ты заслуживал. За то, что получал от меня только бездушие и презрение.

– Я результат твоей самой гнусной ошибки, – равнодушно отозвался Рэндалл. По его виску скатилась холодная капля пота от того, как много усилий он прикладывал, чтобы держать спину прямо и дышать размеренно и спокойно. – Мне понятно твое отвращение ко мне.

– Нет. – Алан покачал головой. – Это не так. Я не испытывал к тебе отвращения.

– Неправда.

– Правда. Не было ни отвращения, ни ненависти. Только страх.

– Страх? – Рэндалл выгнул бровь, совершенно не понимая, что несет отец. Может быть, у него очередной припадок от снадобий, которыми пичкал его Артур?

– Я боялся тебя.

– Не понимаю, – сдавленно прошептал Рэндалл. Горло словно перетянули прочным канатом.

– Ты хоть осознаешь, как сильно похож на свою мать? Каждый раз, глядя в твои глаза, я вижу ее. Даже сейчас. Я вижу ее полный разочарования и боли взгляд. Так она… – Алан осекся, а потом заговорил едва различимым шепотом: – Так она смотрела на меня той ночью. Той ночью в ее изумительно прекрасных глазах, которые всегда глядели на меня с нежностью и любовью, появились боль от предательства и разочарование. И этот взгляд долгие годы преследовал меня в повторяющихся кошмарах. А потом, когда ты приехал в Голдкасл, я увидел этот взгляд будто наяву. Точно такой же. Один в один. И мне было страшно. Как будто той ночью ты находился там, в этой чертовой комнате, где я потерял контроль и навсегда утратил все хорошее, что во мне было. Как будто ты был свидетелем моего предательства.

Руки Рэндалла мелко дрожали, и он сжал их в кулаки.

– И поэтому ты решил сделать все, чтобы я чувствовал себя в твоем доме лишним? Чтобы никогда не забывал, кто я?

– Я отчаянно хотел, чтобы ты хоть раз оступился. Проявил оплошность, показал темную сторону, грязную бастардову сущность, чтобы я не чувствовал разъедающую вину, чтобы я возненавидел того, из-за кого моя любимая оказалась прикована к постели.

– Это случилось из-за тебя. Если бы ты не был похотливым животным, она бы не забеременела мной, – горько усмехнулся Рэндалл, всеми силами пытаясь сдержать рвавшегося наружу демона.

Лицо Алана сморщилось подобно прелому яблоку, и он стал выглядеть еще старше.

– Так и есть, поэтому я хотел ненавидеть тебя, чтобы утихомирить ненависть к самому себе. Но ты не давал мне ни шанса. Всегда холодный, сдержанный, правильный до мозга костей и раздражающе благородный. Истинный Корвин. И ты ничего не унаследовал от меня. Абсолютно ничего. Как будто Единый решил, что любая, даже самая малая схожесть со мной запятнает твою чистую душу. Ты оступился лишь один раз. Когда узнал, что я натворил. Но даже это не облегчило мои мучения, – потому что я видел в твоих глазах такую боль, с какой моя собственная не шла ни в какое сравнение.

Алан посмотрел на него так, что Рэндаллу захотелось его ударить прямо как тогда, восемь лет назад. Накричать за то, что долгие годы прятал этот полный любви и раскаяния взгляд, хотя он так в нем нуждался.

– Почему ты говоришь мне все это сейчас? – спросил он, глотая кислое на вкус разочарование.

Алан смотрел на него не отрываясь, будто опасался, что Рэндалл в любую секунду может исчезнуть.

– Мое здоровье пошатнулось не из-за Артура, а задолго до него. Твоя смерть стала для меня тяжелым ударом. Я и сам не ожидал, что буду так по тебе скорбеть. Ты был единственной ниточкой, которая связывала меня с твоей матерью. И только потеряв, я осознал, насколько сильно любил тебя. Прости меня, если сможешь.

Губы Рэндалла дрожали, а демон внутри него уже не бесновался от ярости, а тихо плакал. Потому что был и не демоном вовсе, а несчастным мальчиком, который нуждался в отцовской любви, но натолкнулся на холодную стену презрения и равнодушия.

– Я прощаю тебя, отец. – Он поднялся с кресла, стараясь игнорировать боль в спине, а затем приблизился к отцу и слегка похлопал его по плечу. – Давно простил. Вот только сможешь ли ты простить себя? Не только за меня. За всех нас. За Артура, которого ты не замечал из-за болезни, что привело его к нездоровой жажде власти. За Арона, которого с детства готовил к правлению, а потом просто взял и выкинул с шахматной доски, словно лишнюю фигуру, мешавшую превосходной партии. За Калеба, которого никогда не спрашивал, чего он желает на самом деле. За Тристана, в которого никогда не верил и не хотел замечать удивительных качеств, которые и сейчас могли бы сделать его лучшим кандидатом в короли Юга. И наконец, за Уилла, которого из-за слепой любви ты растил как комнатное растение да так перестарался, что он сломался при первых же серьезных бедах. Ты сможешь простить себя, папа?

Рэндалл не стал дожидаться ответа и ушел, оставив его наедине со своими собственными демонами.

Когда он пришел в детскую, на него тут же набросились Райнер и Рэн. Они обнимали его за ноги и просились на руки. Рэндалл смотрел на них с любовью, которая просто не умещалась у него в сердце.

– Потерпите, мальчики, как только оправлюсь от ранения, с рук вас спускать не буду. – Он ласково потрепал их по макушкам и сел на диван у окна. Дети сразу полезли к нему на колени, наперебой что-то лопоча и показывая новые игрушки, которые им настрогали из дерева Нил и Сэмми.

– Рэндалл, с тобой все хорошо? – заботливо спросила Аврора, сев рядом, и поцеловала его в щеку.

– Да, теперь все хорошо, – совершенно искренне ответил он.

Глава 43

Через несколько дней после собрания Арден покинули Кай с Дирком, взяв с Рэндалла и Авроры обещание, что теперь они будут приезжать в Колдхейм почаще. Следом за ними уехали Арон и Калеб с отцом.

Напоследок Рэндалл извинился перед Калебом за похищение возлюбленной.

– Я бы не стал причинять ей вред, даже если бы ты не согласился мне помочь, – искренне сказал он, когда прощался с братом.

Калеб снисходительно покачал головой.

– Для будущего короля ты слишком честен и справедлив.

– Но я бы сослал ее в Дальние земли и позаботился о том, чтобы ты ее никогда не нашел, – добавил Рэндалл абсолютно серьезно.