Горная тропа не исчезла, хотя местами превращалась то в узкий карниз, то обрывалась пропастями. Но странники упрямо шли. Шли, соревнуясь с порывистым ветром, который выдирал легкие, не давая схватить и глотка прогорклого воздуха. Иногда он отрывал от скал, иногда прибивал к ним, впечатывая с такой силой, будто хотел размозжить черепа нежданных пришельцев, раздробить грудные клетки, вырвать позвоночники. Вихри с наслаждением хрустели каменной крошкой, наверное, хотели попировать плотью и костями незваных гостей.

– Надо идти… Надо, – говорил себе Рехи, давясь словами. И они шли. Ловили друг друга на уступах, хватали за шиворот, если кому-то случалось оступиться, подсаживали, если не доставало роста для прыжка к очередной выдолбленной природой ступени. Иногда приходилось сутками прижиматься к отвесной стене. Пальцы и ступни немели от боли, когда опорой оставались только едва заметные выбоины и трещины в породе.

– Куда мы… куда, – в полубреду вскрикивал Рехи. От усталости он забывал, в каком направлении двигался, куда стремился и зачем вообще полез через горы. Не осталось ничего, кроме ветра и пепельного тумана.

– Дойдем мы до Бастиона, дойдем до Цитадели. Цель не так важна, как путь. И мы вместе… – всегда отвечал Ларт. И Рехи шел за ним. Никто не обещал легкой дороги. Это верно, верно он твердил: порой важнее не цель, а спутник. Настоящий страх накатывал, если случалось потерять Ларта из виду. То он скрывался за уступом, то уходил вперед на разведку.

Сперва Рехи – какая-то почти забытая животная его часть – убеждал себя, будто он вовсе не за друга переживает, а за то, что не выберется без проводника. Но вскоре он решил, что нет смысла скрывать от самого себя: он научился по-настоящему кем-то дорожить. И если бы это озарение случилось с ним в день урагана, он бы не потерял Лойэ, ни за что не бросил бы ее. Но лучше не сожалеть, ведь сделанное не воротишь. К тому же Рехи убеждался, что все происходит ровно в назначенное время. Возможно, с какой-то целью… Встреча с Сумеречным Эльфом не позволяла сомневаться. В отличие от напыщенных речей Митрия, рассказ Тринадцатого заставил поверить в себя. В свою силу и предназначение. Но от усталости никаких снов о прошлом не являлось.

Тайну – позор? – Двенадцатого покрывал туман неизвестности. И этот недостающий фрагмент истории мучил незнакомым доселе любопытством. Оно тоже напоминало голод. Голод знаний? Звучало неплохо. Да смысла не имело среди отрогов и валунов. Зато мысли о Лойэ все чаще колыхались подтачивавшими сомнениями: «Она бы не дошла сама! Она не нашла бы эту тропу!»

Рехи опасался, что стремится к цели, которой нет. Возможно, и Лойэ уже погибла, и Двенадцатый не обладал властью остановить гибель своего мира.

Зато Ларт все еще шел рядом. И уж его-то Рехи не отпустил бы. Даже если ничего не осталось, даже если мир расколется надвое – пусть так, пусть. Они будут стоять вдвоем на краю Великого Разлома, созерцая исчезновение в бездне его обломков. На самом пике бытия, на самом острие кинжала жизни.

Такие картины отныне виделись ему в состоянии, близком к потере сознания. Но потом наступали минуты отдыха, находилась еда, когда попадались ящеры. На привалах тело немного отдыхало и ветер не вырывал дыхание. Легкие расправлялись, и к голове приливала кровь. Возвращалось осмысление реальности и себя как ее части. И Ларта, привычного и родного, рядом.

Согретые друг другом, странники засыпали, и Рехи видел Лойэ во сне. Так отчетливо, почти осязаемо. Раньше ему являлись чужие воспоминания, яркие и цветные, а свои сны метались либо кошмарами, либо унылыми серыми пустынными призраками. Но почему-то именно здесь, среди неподвижного хаоса гор, всколыхнулось в нем что-то новое, что-то нестерпимо живое.

«А если я ищу вовсе не там? А если она просто нашла другое поселение эльфов? А если… Если она меня по-прежнему ненавидит и совсем не ждет?» – временами спрашивал себя Рехи, все лучше сознавая, что идет вовсе не за исполнением злого пророчества в Разрушенной Цитадели. Мир… Еще неизвестно, возможно ли его спасти. Хотя такой же призрачной оставалась надежда на встречу в Бастионе.

Так тянулись бесконечные дни. Странные, долгие и одновременно мимолетные, наполненные непомерно тяжелым подъемом.

– Скоро ли Бастион? Скоро ли равнина? – спрашивал Рехи, выковыривая из ран на ногах острые камешки и вытряхивая из прохудившихся сапог пыль. Не помогало. Все равно обноски туник и обуви мало годились для таких переходов. В прошлом у людей и эльфов была удобная и теплая одежда, прочные доспехи и плащи, в которые можно было укутаться с головы до ног. Все осталось в прошлом. При стычке путники сняли лохмотья и обувь с убитых врагов, но они тоже быстро износились.

– Скоро-скоро! Верь мне! – каждый раз отвечал Ларт, если его голос не пожирал ветер. Но чаще не оставалось ничего, кроме мощных порывов. Однажды они стихли. Рехи не сразу понял это, но вдруг заметил что-то забытое – тишину. Пугающую мертвую тишину под иссеченном золой небом. Перевалы закончились, тропа неуклонно вела вниз, дышалось легче, и слова не уносились задушенным писком.

– Чуешь? Едой пахнет, человечиной.

Ларт принюхивался, хищно шевеля вытянутыми ноздрями. Рехи ничего не замечал. Вокруг высились все те же серо-бурые скалы. В приближении оказалось, что они вовсе не наматывают облака на пики вершин. Зато небо нависало душным раскаленным покрывалом. Правду поведал Сумеречный Эльф: там теснился огонь. Сыпался оттуда же и пепел, все чаще, почти каждый день, отчего на вершинах вместо снега лежали его белесо-серые шапки. В пепле ноги вязли, как в трясине. Ни одно живое существо не поселилось бы среди этой неприветливой пустоши. Здесь не росли мхи или грибы, не гнездились ящеры.

– Чую что-то…

– Что-то! Едой станет.

– Думаешь, он один?

– Шпион один. А вот сколько остальных и где они – не ведаю.

Поживиться человечиной не получалось, незримая тень умело скрывалась. Странники доедали содранное с врагов мясо. Рехи уже давно перешел на кровь Ларта, но тот не сопротивлялся. Теперь он был надежным проводником, уверенно вел вперед и вновь чувствовал себя королем.

– Пора бы отомстить им. Я отомщу, – бормотал он иногда. Но в последние дни ему чудилось, будто за ними кто-то следит. Они спустились с самых вершин, ураганы стихли, отчего обостренный слух улавливал малейшие шорохи среди камней. Там и правда кто-то перемещался, возможно, выслеживал добычу. Но слишком долго выжидал