Но прежде всего это произведение так же сильно духом своим, как и толом, ибо оно и прекрасно соответствует истине, и в высшей степени полезно для практической деятельности. Более того, оно совершенно свободно от того недостатка, о котором мы только что говорили и который во всяком случае был бы извинителен королю, пишущему о королевском величин: мы хотим сказать, что оно не старается сверх всякой меры и, возбуждая неприязнь читателя, превозносить мощь и блеск королевской власти. Ведь Ваше Величество нарисовало нам не какого-нибудь ассирийского или персидского царя, гордого и недоступного, сверкающего в ослепительном блеске своей славы и величия, но подлинного Моисея или Давида, пастыря своего народа. У меня никогда не сотрутся из памяти Ваши подлинно царственные слова, которые Вы, Ваше Величество, завершая один труднейший процесс, произнесли, повинуясь тому священному духу, которым Вы наделены для управления народом. Вы сказали: «Короли правят согласно с законами своих государств точно так же, как Бог правит в согласии с законами природы; и они так же редко должны пользоваться своим правом преступать законы, как редко совершает чудеса сам Бог». И тем не менее из другой книги, написанной Вашим Величеством, — «О свободной монархии»[426] всем хорошо известно, что Вашему Величеству не менее знакомы вся полнота королевской власти, или, как говорят схоласты, крайние выражения королевских прав, равно как и пределы королевских обязанностей и королевского долга. Поэтому я ни на минуту не колебался привести эту книгу, созданную пером Вашего Величества, как блестящий и великолепнейший образец трактата о частных и специальных обязанностях. И если бы эта книга была написана каким-нибудь царем тысячу лет тому назад, я, конечно, сказал бы о ней то же самое, что уже сказал. Я не придаю никакого значения тем избитым требованиям приличия, которые не позволяют хвалить кого-нибудь в лицо; важно лишь то, чтобы эти похвалы не были чрезмерны и неуместны и не воздавались безо всякого на то повода. Ведь очевидно, что Цицерон в своей блестящей речи в защиту Марцелла занимается главным образом тем, что с исключительным мастерством рисует картину во славу Цезаря, хотя эта речь произносилась в присутствии самого Цезаря. Точно так же поступил Плиний Младший[427], произнеся свой панегирик Траяну.

Но вернемся к нашему изложению. К этому учению о специальных обязанностях, вытекающих из того или иного призвания или профессии, примыкает также и другое учение, соотносительное с первым и противопоставленное ему. Это учение о всякого рода обманах, ухищрениях, мошенничествах и пороках, сопутствующих им, ведь обман и порок всегда противопоставляются долгу и добродетели. Конечно, нельзя сказать, чтобы во всех многочисленных сочинениях и трактатах эта тема вообще обходилась молчанием, но весьма часто она затрагивается лишь бегло и вскользь. Да и как это делается? Чаще, подобно киникам и Лукиану, прибегают к сатире, вместо того чтобы серьезно и глубоко осудить порок. Обычно тратят больше усилий на то, чтобы зло осмеять многое, даже весьма полезное и разумное, в науке, чем на то, чтобы отделить и отбросить испорченное и порочное, сохранив все здоровое и неиспорченное. Соломон прекрасно сказал, что «знание прячется от насмешника и само идет навстречу усердному человеку»[428]. Ведь всякий, кто относится к науке насмешливо или скептически, без сомнения, сможет легко найти в ней очень много такого, над чем можно было бы поиздеваться, однако это вряд ли даст ему какие-то знания. Но серьезное и умное исследование темы, о которой мы сейчас говорим, в сочетании с непредвзятым и искренним отношением к предмету должно, как мне кажется, стать одним из самых прочных оплотов добродетели и честности. Ибо, подобно тому как сказочный василиск губит человека, если тот первым попадется ему на глаза, и, наоборот, погибает сам, если человек первым увидит его, так и обманы, мошенничества и хитрости теряют свою способность причинять вред, если их удастся обнаружить заранее; если же они сумеют опередить, то только в этом — и нив каком ином — случае они порождают для нас опасность. Поэтому нам есть за что благодарить Макиавелли и других авторов такого же рода, которые открыто и прямо рассказывают о том, как обычно поступают люди, а не о том, как они должны поступать. Ведь невозможно соединить в себе знаменитую «мудрость змия» с «голубиной кротостью», если не познать до самых глубин природу самого зла. Без этого у добродетели не будет достаточно надежной защиты. Более того, честный и порядочный человек никогда и никаким образом не сможет исправить и перевоспитать бесчестных и дурных людей, если сам он прежде не исследует все тайники и глубины зла. Ведь люди испорченные и нечестные убеждены в том. что честность и порядочность существуют только из-за какой-то неопытности и наивности людей и лишь потому, что они верят разным проповедникам и учителям, а также книгам, моральным наставлениям и всякого рода ходячим и избитым истинам.

Поэтому они, пока не убедятся в том, что их дурные и порочные представления, извращенные и ошибочные принципы прекрасно известны не только им самим, но и тем, кто пытается их переубедить и исправить, отвергают всякую возможность честности и порядочности; как сказано в замечательном изречении Соломона: «Глупец не поймет слов мудрости, если ты не скажешь ему того, что уже есть в сердце его»[429]. Этот раздел, посвященный всякого рода обманам и порокам в каждом роде деятельности, мы отнесем к числу тех, которые должны быть созданы, и будем называть его «Серьезная сатира», или «Трактат о внутренней природе вещей».

Учение об относительных обязанностях охватывает также и взаимные обязанности, такие, как обязанности мужа и жены, родителей и детей, господина и слуги, точно так же законы дружбы и благодарности и существующие в обществе обязательства членов братств, коллегий, взаимные обязательства соседей и т. п. Но всегда нужно ясно отдавать себе отчет в том, что все эти темы рассматриваются здесь не в аспекте гражданского общества как его составные части (ибо это относится к области политики), а только в той мере, в какой речь идет о необходимости подготовки и нравственного воспитания человека для того, чтобы сделать его способным поддерживать и охранять эти общественные связи.

Учение об общественном благе (точно так же как и об индивидуальном благе) не только рассматривает благо, как таковое, но оценивает его сравнительно, а это означает необходимость взвешивать важность исполнения той или иной обязанности в зависимости от той или иной личности, от той или иной ситуации, от того, является ли это обязанностью по отношению к частному лицу