Даже беглое знакомство с «Архипелагом» обнаруживает такую его особенность, как повторы или дублирование. 4-я глава из первой части «Голубые канты» (4) посвящена той же самой теме, что и глава 20-я «Псовая служба» из третьей части (5) и глава 9-я «Сынки с автоматами» из пятой части (6): лагерной охране и администрации. Проблема побегов, упоминаемая в 14-й главе «Менять судьбу» из третьей части (7), рассматривается в главах 6-й «Убежденный беглец» (8), 7-й «Белый котенок» (9) и 8-й «Побеги с моралью и побеги с инженерией» (10) из пятой части. Глава 18-я «Музы в ГУЛАГЕ» из третьей части (11) дублирует главу 5-ю «Поэзия под плитой, правда под камнем» из пятой части (12). Глава 3-я «Цепи, цепи…» из пятой части (13) перекликается с содержанием главы 15-й «Шизо, Буры, Зуры» из третьей части (14), а глава 2-я из пятой части «Почему терпели» (15) — с главой 12-й «Тюрзак» из первой части (16). Подобное дублирование касается глав 2-й «Ветерок революции» (этапы) (17), 10-й «Когда в зоне пылает земля» (18), 11-й «Цепи рвем на ощупь» (19), 12-й «Сорок дней Кенгира» (20). Во второй части дублируют друг друга главы 1-я «Корабли Архипелага» (21), 3-я «Караваны невольников» (22) и 4-я «С острова на остров» (23). Одной и той же теме посвящены глава 3-я «Замордованная воля» из четвертой части (24) и глава 7-я «Зеки на воле» из шестой части (25).

Все это вместе взятое составляет треть книги. Если принять во внимание более мелкие повторы, этот показатель приблизится к 40 % всего текста. А если исключить из «Архипелага» тот материал, который был написан после 1967 г., т. е. если рассматривать только текст первой редакции книги, этот коэффициент составит почти 50%. Особенно велико дублирование в пятой части. Из двенадцати ее глав девять полностью и две частично дублируются в других частях «Архипелага». Это более 80 % ее содержания. Как будто бы под одной обложкой искусственно соединены два «Архипелага», которые писались по схожей схеме, но разными авторами.

При знакомстве с книгой в глаза бросаются не только «неудачные выражения», «частые повторы» и «рыхлость» текста. В печати уже отмечено, что для «Архипелага» характерно «противоречивое единство взаимоисключающих точек зрения» (26). Особо следует подчеркнуть, что это касается не только отдельных более или менее частных проблем, но и проблем, имеющих принципиальное значение. Прежде всего, единства замысла.

По словам самого А. Солженицына, в основу его произведения был положен «принцип последовательных глав о тюремной системе, следствии, судах, этапах, лагерях ИТЛ, каторжных, ссылке и душевных изменениях за арестантские годы» (27). Иначе говоря, «Архипелаг» мыслился автором как своеобразная энциклопедия «ГУЛАГа», которая должна была дать представление об этой системе через призму тех этапов, который проходил любой заключенный, начиная от ареста и кончая освобождением. Такой замысел действительно нашел свое воплощение в «Архипелаге».

Наряду с этим присутствует и другой замысел, цель которого показать историю возникновения и развития советского террора, а, значит, историю возникновения и развития ГУЛАГа. Причем добиться гармонического сплава этих двух замыслов автору не удалось.

Как мы знаем, подобная трансформация первоначального замысла произошла после того, как первая редакция «Архипелага» была завершена, и в декабре 1967 г. А. И. Солженицын под до сих пор непонятно чьим влиянием начал перестраивать уже готовую конструкцию книги.

Но дело не только в том, что в «Архипелаге» механически соединены два разных замысла. Оказывается, в книге достаточно четко прослеживаются три совершенно разные концепции истории ГУЛАГа.

Согласно одной из них, ГУЛАГ возник в начале 1920-х годов и просуществовал до середины 50-х.

«Я, — откровенничал А. И. Солженицын в 1965 г., — там (т. е. в «Архипелаге»— А.О.) себя ограничиваю. С 21 года. У меня абсолютно нет гражданской войны» (28). И, действительно, одна из глав книги называется «Архипелаг возникает из моря», т. е. из Соловецкого лагеря особого назначения, созданного в 1923 г., опыт которого стал распространяться на всю страну только в конце 1920-х — начале 1930-х гг. (29).

Что касается второй даты, то в первых шести частях книги нет ни одного факта, касающегося данной темы и выходящего за рамки 1956 г. Объяснение этого мы находим в следующих словах автора: «Когда Хрущев вытирая слезу, давал разрешение на «Ивана Денисовича», он ведь твердо уверен был, что — это сталинские лагеря. Что у него — таких нет. И Твардовский, хлопоча о верховной визе, тоже искренне верил, что это о прошлом, что это — кануло. Да Твардовскому простительно… Но я-то, я! — ведь и я поддался… Я тоже искренне думал, что принес рассказ — о прошлом» (30).

Это мнение нашло отражение не только в отборе фактического материала, но и в содержании «Архипелага»: «Оценивая 1937 г… — читаем мы здесь, — можно признать, что именно этот год сломал душу нашей воли и залил ее массовым растлением. Но даже это не было концом нашего общества (заметьте — «нашего». — А.О.). Как мы видим теперь, конец, вообще никогда не наступил — живая ниточка России дожила, дотянулась до лучших времен, 1956 г., а теперь уже тем более не умрет» (31).

Вторая концепция нашла отражение в названии книги: «Архипелаг ГУЛАГ. Опыт художественного исследования. 1918–1956 г.» (32). В соответствии с ней история ГУЛАГа началась летом 1918 г.

Третья концепция может быть выражена словами автора: «Архипелаг родился под выстрелы «Авроры» (33), «Архипелаг был, Архипелаг остается, Архипелаг будет» (34), иными словами, вся история Советской страны — это история террора, история ГУЛАГА.

В чем причина этих концептуальных расхождений? Возможны три объяснения: а) за время работы над «Архипелагом» замыслы и взгляды автора претерпели эволюцию, и произошедшая ломка взглядов нашла свое отражение в отмеченных выше противоречиях; б) в процессе работы над книгой автор был поставлен перед необходимостью оперативно менять как свой первоначальный замысел, так и концепцию истории «ГУЛАГа», не имея при этом времени для того, чтобы соответствующим образом переработать и унифицировать весь текст книги; в) отдельные части книги писались разными людьми, а А. И. Солженицын осуществил механическую сводку этого материала, не сумев или не пожелав его вычитать и устранить бьющие в глаза противоречия и нестыковки.

Что касается первого объяснения, то здесь необходимо учитывать, что, хотя автор и работал над «Архипелагом» с 1958 по 1968 г., но история ГУЛАГа привлекала его внимание только на завершающей стадии работы (декабрь 1967 — апрель 1968 гг.). Поэтому об эволюции взглядов в течение этих трех месяцев не может быть и речи. Маловероятно, чтобы в течение столь короткого времени автор был вынужден перекраивать историю ГУЛАГА под чьим-то влиянием. Но тогда напрашивается вывод, что он пользовался материалом или же заготовками других лиц, которые по-разному смотрели на данный вопрос.

В связи