Шрифт:
Закладка:
Точный маршрут американского путешествия А. И. Солженицына пока неизвестен. Можно лишь отметить, что 30 июня 1975 г. он был в Вашингтоне, где выступил перед представителями профсоюзов АФТ-ИПП (7). Нарисовав мрачную устрашающую картину террора в советской стране (8), А. И. Солженицын, в частности, заявил: «И с этой страной… в 1941 году вся объединенная демократия мира: Англия, Франция, Соединенные Штаты, Канада, Австралия и другие мелкие страны, — вступили в военный союз. Как это объяснить? Как можно это понять?» (9). Подобное высказывание некоторые западные средства массовой информации охарактеризовали как прогитлеровское (10).
Александр Исаевич попытался откреститься от подобного обвинения, заявив, что его неправильно поняли. Он, оказывается, осуждая Рузвельта за союз со Сталиным, имел в виду только то, что США могли разгромить фашистскую Германию без СССР (11). Интересно: как? Ведь Германия напала не на США, а на СССР. В таких условиях отказ Америки от поддержки Советского Союза означал или предоставление СССР самому возможности разгромить Германию, или предоставление Германии возможности разгромить СССР. В первом случае участие США в разгроме Германии было исключено. Но тогда получается, что писатель допускал неизбежность разгрома СССР и желал, чтобы США вступили в в войну с фашистской Германией только после этого.
В своем вашингтонском выступлении А. И. Солженицын заявил, что он тоже за разрядку, но «разрядку истинную», которая должна привести к устранению насилия не только во взаимоотношениях между государствами, но и во взаимоотношениях между правительствами и народами («контроль общественности, контроль прессы, контроль свободного парламента»), иначе говоря, к замене авторитарной или тоталитарной системы управления там, где она существовала, демократической (12).
Если оставить в стороне тот факт, что здесь мы видим явное противоречие с «Письмом вождям», то из понимаемого А. И. Солженицыным содержания разрядки вытекало, что она может быть только результатом полной капитуляции существующих авторитарных и тоталитарных государств. А значит, если США действительно стремились к разрядке, то они, по логике А. И. Солженицына, должны направить свои усилия не на переговоры с Советским Союзом, не на расширение делового сотрудничества, а на то, чтобы заставить его капитулировать. Иначе говоря, признавая разрядку на словах, на деле Александр Исаевич призывал к усилению холодной войны. Говорят, что после этого выступления А. И. Солженицына кто-то из американских политиков заявил: «Он же правее Барри Голдуотера!» (один из американских «ястребов», как звали тогда самых непримиримых противников разрядки — А.О.) (13).
Отметив в Вашингтоне вместе с М. Л. Ростроповичем День независимости США (14), Александр Исаевич не ранее 4 — не позднее 8 июля отправился в Нью-Йорк, здесь 9 июля он произнес новую речь перед представителями профсоюзов АФТ-КПП (15), а 13 июля дал телеинтервью компании NBS (16). «Успел я в Нью-Йорке, — вспоминает А. И. Солженицын, — еще съездить в Колумбийский университет, два денька поработать в русском, «бахметьевском» архиве» (17). Кто работал в архивах, знает: «два денька» — это не работа. Так, знакомство.
Не ранее 13 — не позднее 15 июля Александр Исаевич из Нью-Йорка вернулся в Вашингтон (18). Здесь 15 июля ему была предоставлена возможность выступить в Сенате, в том самом, который он в первой редакции своего «Письма вождям» характеризовал как «балаган». Несмотря на проявленное им в этом письме неуважение к высшему органу законодательной власти Соединенных Штатов Америки, теперь он с готовностью принял приглашение и призвал сенаторов за разговорами о разрядке не забывать о том произволе, который царит в «коммунистических странах», и помнить, что народы этих стран с надеждой и отчаянием смотрят на них (19).
Во время пребывания А. И. Солженицына в США появилось сообщение, что «президент Форд приглашает писателя в Белый дом» (20). В связи с этим 21 июля 1975 г., находясь в штате Нью-Йорк на ферме дочери Л. Н. Толстого Александры Львовны, Александр Исаевич сделал специальное заявление для «Нью-Йорк таймс» с осуждением его политики, направленной на разрядку отношений между США и СССР (21). На основании этого можно было бы подумать, что лауреат Нобелевской премии сам отказался от посещения Белого дома. Однако еще за полторы недели до его заявления на страницах «Русской мысли» в Париже появилось сообщение, в котором говорилось: «Ссылаясь на занятость, президент Форд не принял Солженицына» (22).
Несмотря на то, что Александр Исаевич отправлялся за океан с надеждой осесть в США (вспомним его слова: «я уже в Европу не вернусь”), тогда его планам не суждено было осуществиться. По всей видимости, это было связано с тем, что решение Сената о предоставлении А. И. Солженицыну почетного гражданства снова не получило одобрения Палаты представителей (23).
Закончив путешествие по США, Александр Исаевич вернулся в Канаду (24) и 1 августа из Монреаля отправился в обратный путь (25).
Итак, за три месяца пребывания за океаном он смог уделить работе в архивах не более девяти дней. Следовательно, цель его поездки была совершенно в другом, а посещение архивов являлось лишь ознакомительным.
После возвращения из путешествия Александр Исаевич уединился в Хольцнахте (Базельское нагорье) и снова сел за эпопею, собираясь начать «Март Семнадцатого». Однако работа не пошла. «Думал, думал над этим, — пишет он, — топтался — решил пока взяться за личные сюжеты — дав протянуть эти линии до Шестого-Седьмого-Восьмого Узлов? Так и сделал. Постепенно стал из кризиса выходить» (26).
Едва только Александр Исаевич начал выходить из творческого кризиса, как к нему пожаловала полиция. 28 августа, пишет А. И. Солженицын, приехали два полицейских и сообщили, «как пропитана провокаторами чешская эмиграция в Цюрихе» (27).
Сообщение швейцарской полиции было неслучайным, если вспомнить о той роли, которую играли в семье Солженицыных супруги Голубы. Между тем, пишет Александр Исаевич, «…стали к нам приходить предупреждения прямо из Чехословакии: что Голубы — агенты, он был прежде заметный чешский дипломат[49], она — чуть не 20 лет работала в чешской госбезопасности… Наконец, и терпеливая швейцарская полиция прямо нас предупредила, не доверять им» (28).
Но этим «странные связи» консерватора А. И. Солженицына за рубежом не ограничивались. Так, считая наиболее удачными переводами своих произведений переводы, появившиеся во Франции, он отмечал, что в них принимали участие «человек семь-восемь», «все — ученики одного и того же профессора Пьера Паскаля и близких выпусков» (29). Было ли известно Александру Исаевичу, когда он писал эти слова, что Пьер Паскаль знал русский язык не понаслышке? В годы Первой мировой войны он был командирован в Россию в составе французской военной миссии (среди офицеров которой, кстати, находился Зиновий Пешков — брат Я. М. Свердлова и приемный сын А. М. Горького),
