Пока ждал Разумовского, нервно метался по кабинету, пытаясь разобраться с мыслями. Куда бежать, кому первому звонить, кого подымать на ноги.

Через десять минут в кабинет постучал Семён и Егор ввел его в курс дела, попросив действовать как можно аккуратней, не привлекая лишнего внимания.

Разумовский никак не отреагировал на царивший вокруг бардак, а только с завидным спокойствием слушал указания.

— В первую очередь Моренко и Молокова, Сём, их проверь мне по всем фронтам. Потом уже Удовиченко.

— Ты думаешь, это прокурор бесчинствует? — Вал старался не особо смотреть в глаза Егору. Не мог выдержать его острый, как бритва взгляд. — Неужели всё так хреново?

Студинский сложил ладони лодочкой и прижал к губам, собираясь с мыслями. Они, мысли, сейчас отказывались действовать сообща. Ладно, Матвеева. Она могла учудить что-нибудь этакое, дабы насолить ему. Но Андриянов? Бывший военный. Спецназовец. Тут было от чего напрячься.

— Я знаю, что Тимур сделает всё возможное, чтобы подвинуть меня, — произнес, подойдя к окну. — И ты как никто другой должен  понимать, сына Молоков так просто не отдаст. Если за исчезновением Лиды стоит он – не страшно. Найдем рычаги. Если Тимур… — сделал паузу, холодно сверкнув глазами, — тогда придется завершить начатое.

Всё… от былых сомнений и злости не осталось и следа. Этим эмоциям было не место среди тревоги и неизвестности.

Вал выглянул в приемную и попросил у Яны, временно выполняющей обязанности секретаря,  принести два кофе. Пока Егор задумчиво барабанил пальцами о подоконник, он поднял разбросанные папки и устало вернулся на место, ожидая дальнейших указаний.

— Яна, меня ни для кого нет. Уяснила? — не поворачиваясь, дал указания Егор вошедшей девушке.

— Да, Егор Андреевич. Вас нет и не будет. 

— Умница.

Следующим этапом был созвон с Генкой.

— Ген, ты мне нужен. Встретимся на нашем месте, как всегда… Да… Через десять минут буду.

— Ты уверен в Берднике? — тихо спросил Валентин, сделав глоток кофе. — Потому что я ему не доверяю.

Егор так и не притронулся к чашке. Обеспокоено прошелся руками по карманам брюк, проверяя, на месте ли ключи от машины.

— Есть одна тема, на неё сделаю упор. А Генка поможет тем временем проверить по своим каналам Удовиченко.

— Думаешь, Лиду используют с определенной целью? — Вал сложил на столе руки, сцепив между собой пальцы. Ясно, грядет жёсткий замес.

— Уверен. Бердник предупреждал. Но я не думал, что всё произойдет так быстро. — Егор сжал в руке брелок с такой силой, что края бинта впились в кожу. У самого внутри всё натянуто до предела. Боялся, что когда рванет – может наворотить таких делов, что не только про пост мэра, а и о звании депутата придется позабыть. — Знаешь, о чем я жалею?.. — посмотрел на поврежденную руку и выдал жестко: — Что не убил Тимура ещё тогда, в 94-м.  

Валентин глубоко вздохнул, представляя, чем всё может закончиться, и содрогнулся, надеясь, чтобы до такого не дошло.

* * *

Уже темнело, когда Егор выехал на проселочную дорогу за городом. Неподалеку от указателя на «ТехМаш» зловеще притаился Джип. Сам Бердник прогуливался вдоль дороги, оставив Лысого далеко позади.

— Что с рукой? — первое, что спросил, заметив перебинтованную ладонь Студинского. — В нашем деле эмоциям не место, — произнес поучительно, наблюдая, как он отреагирует на подобное высказывание.

Егор криво улыбнулся, бесконтрольно коснувшись поврежденной ладони. Что Генка мог знать о злости, ярости, гневе, безысходности? Может, человек только тогда начинает жить, когда прекращает держать себя под жестким самоконтролем?

Сцепил руки. У самого внутри, словно бомба с часовым механизмом работала. В одном Генка прав: нужно удержаться от взрыва. Нужно за что-то держаться, чтобы не обезуметь окончательно. Получалось, что за бинт и держался. Как за напоминание о том, что в мире есть нечто намного важнее, нежели деньги и власть.

— Думай, Егор, анализируй, кому перешел дорогу помимо Тимура. Потому что мои люди доложили – он не приделах. По крайней мере, все его шестерки при нем. За полторы недели ни одного подозрительного шага.

Егор глубоко вздохнул. 

— Думаешь, у него мало сторонников? Тот же Моренко, Молоков. Всего лишь один звонок, Гена, и вся прокуратура у его ног. Это стопроцентно он. Только доказать не могу.

С*ка. Потер лицо, расправил широкие плечи. Хуже всего то, что не мог поехать к нему. Не мог ничего предъявить. И устранить в открытую тоже не мог. Если за Егором Бердник, то за Удовиченко – Клим.

— Меня знаешь, что настораживает? — Бердник достал сигареты, пальнул зажигалкой. — Что тебе до сих пор никто не позвонил. В курсе ведь, как зачастую бывает. А тут тишина. То ли у них какой-то скрытый мотив, то ли они и не позвонят… — после этих слов он многозначно посмотрел на побледневшего мужчину, не решаясь озвучить в голос самое худшее.

Егор несколько раз сжал и разжал кулаки, не двигаясь несколько секунд, даже не дышал, кажется. Всё понял. Эти мысли гнал от себя, цепляясь за любую, даже самую маломальскую зацепку, лишь бы не думать о таком исходе. Потому что не время, рано ещё. Потому что нет ещё нужной информации. Да её вообще никакой нет.

Черт. Минуты превратились в секунды. Как же ему хотелось услышать что-нибудь обнадеживающее. Его люди, люди Бердника, Дударева, Володи – все стояли на ушах. Рыщут по городу. Проверяют каждую мусорку, каждый подвал, заброшенный склад. Но бл*дь… это тоже самое, что искать иголку в стоге сена, нужную песчинку на дне огромного океана. Может, её и в городе уже нет, а он теряет драгоценное время на ненужные поиски в его пределах.  

К Берднику подошел Лысый и что-то шепнул на ухо. Тот кивнул ему и, повернувшись к Студинскому, сверкнул глазами.

— А твою Матвееву ищем не только мы, менты тоже подключились. Некий Тарановский переполошил весь отдел, сформировав розыскные бригады.

Егор невольно напрягся. Кто бы сомневался. Мимолетную догадку, неприятно полоснувшую сердце, загнал подальше. Сейчас не место ревности. Потом всё узнает.

Он ждал новостей. С каждым часом то умирал, то рождался заново. То загорался надеждой от телефонного звонка, то проваливался в адскую пучину отчаяния. Поистине невероятными, нечеловеческими усилиями удерживался на плаву,