Шрифт:
Закладка:
Партия к.-д., собравшись в Финляндии на экстренный съезд, вынесла резолюцию протеста против акта 3 июня, но огромным большинством отвергла предложение о бойкоте выборов по новому закону.
Оппозиционная печать – соблюдая известную сдержанность в выражениях ввиду новых правил о наложении штрафов в административном порядке – подчеркивала расхождение манифеста 3 июня с основными законами, о чем говорилось и в самом манифесте. Оппозиция выражала возмущение по поводу «нарушения законности». Но протесты со стороны тех, кто на роспуск Первой Думы – произведенный на строгом основании закона – поспешили ответить призывом не платить налогов и не поставлять рекрутов, не могли звучать особенно убедительно.
Революция была побеждена – не только в материальном, внешнем смысле. Былая коалиция оппозиционных сил, объединившая земства, города, интеллигенцию и торгово-промышленную среду с революционными партиями, распалась, и даже интеллигенция – впервые после долгих десятилетий – усомнилась в своих традиционных верованиях.
Поправение в органах земского и городского самоуправления обозначилось уже с начала 1906 г.; каждые новые выборы давали все более правые результаты. «Третий элемент» негодовал, газеты писали о «реакции», о пробудившихся «классовых» чувствах землевладельцев и домовладельцев – но факт был налицо: те самые круги, которые недавно считались главной опорой «освободительного движения», теперь заявляли себя сторонниками власти и даже порою оказывались правее нее. То же наблюдалось и в торгово-промышленном мире – как среди русских предпринимателей, так и среди иностранцев. «Зажиточные классы… конечно, предпочитают Дурново или Столыпина Хрусталеву», – писала «Русская Мысль». «Два года смуты отрезвили до неузнаваемости большинство капиталистов», – отмечал в конце июня 1907 г. екатеринославский губернатор А. М. Клингенберг в своей записке о роли иностранных капиталистов в революционных организациях[137].
Через неделю после роспуска Второй Думы, 11 июня, в Москве открылся съезд земских деятелей – первый после ноября 1905 г. 32 губернских земства (из 34) избрали делегатов для участия в нем. Съезд, таким образом, более точно отражал мнение земств, нежели прежние съезды, где многие губернии были представлены лицами, не имевшими правильных полномочий. Перемена оказалась очень резкой[138]. Съезд начал свои работы с верноподданнической телеграммы государю, обещая «приложить все силы, чтобы помочь Вашему Величеству водворить правду, мир и благоденствие в отчизне нашей, измученной от смуты, разбоев и разорения». Съезд приветствовал также П. А. Столыпина и, в лице военного министра, «твердый оплот отечества и порядка – верную царю доблестную армию».
«В темное время, когда многих охватило уныние, – говорил на банкете участников съезда А. И. Гучков, – появился человек, который, несмотря на все трудности, на гибель семьи, на все клеветы, понял положение и взял правильный путь. Если мы присутствуем при последних судорогах революции – а она несомненно приходит к концу, – этим обязаны мы этому человеку». Другой делегат провозгласил тост за адм. Дубасова и Семеновский полк, «благодаря которым мы имеем теперь возможность собраться здесь в Москве».
На земском съезде правительственный проект земской реформы (предназначавшийся для Второй Думы) подвергся резкой критике справа. Съезд высказался против намеченного расширения избирательного права и только с большими оговорками одобрил предположение о мелкой земской единице. Была внесена резолюция об осуждении террора; левая часть съезда возражала, что данное собрание не уполномочено обсуждать этот вопрос (среди возражавших оказался и М. А. Стахович), но огромным большинством резолюция против террора была принята.
Земский съезд показал разительную перемену настроений в земской среде. Левая печать приписывала эту перемену «классовому страху» перед аграрными волнениями; но перемена в такой же степени объяснялась удовлетворением проведенными реформами.
Земский съезд 1907 г. рассматривался как «преддумье». Он отразил воззрения именно той среды, которая по новому избирательному закону приобретала решающее значение. Для выборов в Третью Думу стали слагаться новые группировки. Октябристам выпадала роль центра, и слева начали раздаваться голоса о желательности блока октябристов и к.-д. для защиты конституционных начал. Кн. Е. Н. Трубецкой, газета «Слово», партия мирного обновления призывали «своих соседей слева и справа» к деловому предвыборному сговору.
Но несмотря на значительное сходство программ, такое соглашение было невозможно: именно между к.-д. и октябристами еще с осени 1905 г. происходила линия политического водораздела. Октябристы стояли за поддержку правительства в борьбе с революцией и затем признали акт 3 июня необходимостью, хотя и «прискорбной»; к.-д. оставались резко враждебными к власти и еще во Второй Думе чаще голосовали вместе с революционными партиями, нежели с правыми.
Между октябристами и правыми организациями (союзом русского народа и другими), принципиально стоявшими на точке зрения неограниченной царской власти, находились слабо организованные группы умеренных и правых, признававших новый строй, но не склонных его отстаивать против власти, а тем паче углублять его.
Выборы в Третью Думу происходили в сентябре и октябре. В больших городах (во второй курии) боролись к.-д. и левые. П. Н. Милюков, примерно с этого времени занявший пост бесспорного лидера партии, выступил в «Речи» с резкой статьей по адресу крайних левых. Напомнив о прежнем сотрудничестве с ними, П. Н. Милюков писал: «Всей этой нашей деятельностью мы приобрели право сказать теперь, что, к великому сожалению, у нас и у всей России есть враги слева… Те люди, которые разнуздали низкие инстинкты человеческой природы и дело политической борьбы превратили в дело общего разрушения, суть наши враги… И мы сами себе враги, если по каким бы то ни было соображениям захотим непременно, по выражению известной немецкой сказки, тащить осла на собственной спине». Левые не оставались в долгу и укоряли к.-д. в том, что они заговорили таким языком только после поражения революции…
И в Петербурге, и в Москве по первой курии прошли октябристы, по второй – к.-д.[139] Соотношение голосов в больших городах мало переменилось. Зато губернские избирательные собрания дали ожидаемый результат: свыше двух третей мест получили октябристы и правые, имевшие во Второй Думе всего около одной пятой. Новое народное представительство состояло в огромном большинстве из людей, избранных под флагом сотрудничества с властью, а не борьбы с нею[140].
Из 442 членов Думы было около 300 октябристов и более правых (тех и других примерно поровну). Оппозиционные партии одержали верх только в Сибири, на Кавказе, в польских и литовских губерниях, а также в районе Урала (Пермская, Вятская, Уфимская, Оренбургская губ.); к этому присоединилось 9 депутатов от больших городов и 6 от рабочей курии[141].
Сессия Третьей Думы открылась 1 ноября, без особой торжественности. Предварительные совещания показали, что в Думе нет единого большинства, имеющего общую программу. Октябристы и правые с трудом договорились насчет выборов президиума; с левыми были весьма натянутые отношения.
