стенах, которые к тому же за последние столетия изрядно обветшали. Кроме того, оборонительные сооружения не были рассчитаны на противостояние пушечным ядрам, и султан привез к городским стенам несколько крупных пушек, специально построенных для этой осады. Это был один из первых случаев использования артиллерии для атаки на европейский город. Он стал предвестником новой эры в истории военных действий и полной переоценки военными архитекторами проектов всех крепостей и городских стен.

Решающий штурм начался 29 мая. Янычары, ударные войска Османской империи, прорвались через пролом в стене, проделанный пушечными ядрами. Последний византийский император, по злой иронии судьбы носивший имя Константин, как и основатель города, был убит в сражении. После двенадцати столетий удивительной истории и многочисленных культурных достижений Византийская империя была окончательно уничтожена. После Четвертого крестового похода она стала бледной тенью самой себя, но все же просуществовала еще два века, помогая защитить Европу от турок и продолжая создавать выдающиеся произведения литературы и искусства.

Греки дали Средиземноморью, Европе и миру три цивилизации: классическую Грецию, эллинскую Грецию и византийскую Грецию. Их последнее достижение было последним только по порядку, но не по значению. Под прикрытием Византийской империи Европа смогла в какой-то мере прийти в себя и восстановиться после падения Западной Римской империи. Влияние Византии на искусство и архитектуру Средиземноморья тоже не окончилось. Ее художники и архитекторы присоединились ко всем тем, кто в течение двух предшествующих веков старались вселить жизнь в растущие города Италии эпохи Ренессанса. Те, кто остались, сыграли важную роль в развитии турецкого искусства и ремесел. Огромный купол Святой Софии неоднократно копировался при строительстве мечетей в городе и на территориях Османской империи.

Как писал Стивен Рансимен в «Падении Константинополя в 1453 году», «сам султан вступил в город лишь к вечеру. С эскортом из отборных отрядов янычарской гвардии, сопровождаемый своими визирями, он медленно проехал по улицам Константинополя до собора Святой Софии. Перед входом в храм он спешился и, преклонив колени, посыпал свой тюрбан горстью земли в знак смирения перед Аллахом. Он вошел в собор и какое-то время постоял в молчании. Потом он направился к алтарю, при этом заметив, что какой-то солдат пытается выломать кусок мрамора, покрывавшего пол. Мехмед гневно повернулся к нему и сказал, что разрешение грабить не означает, что можно разрушать здания: он намерен оставить их себе. В церкви все еще находилось несколько греков, в страхе жавшихся по углам, солдаты еще не успели связать их и увести. Он приказал отпустить этих людей домой с миром. В этот момент из потайных ходов за алтарем появились несколько священников и пали перед ним, моля о пощаде. Их он также отпустил и даже снабдил охраной. Но он твердо объявил свое намерение, чтобы церковь была немедленно превращена в мечеть. Один из его улемов забрался на кафедру и провозгласил, что нет Бога, кроме Аллаха. После чего султан сам взошел на амвон и воздал почести своему Богу, даровавшему ему победу».

Упадок города, имевший место за последние два столетия, был очевиден по разрушенному состоянию многих зданий. Колонны одиноко стояли под открытым небом – крыша над ними давно рухнула. Дикая трава проросла сквозь трещины в древних мраморных полах. Говорят, что завоеватель, тронутый печальным состоянием столицы, прочитал стихотворение персидского поэта Саади.

Во дворце цезарей

Плетет свою паутину паук,

В башне Афросиаба

Несет свою вахту сова.

Падение Константинополя вызвало волну ужаса, прокатившуюся по всей Европе. Император просил о содействии задолго до нападения султана, однако, занятые бесконечными спорами, враждой и войнами, новые народы континента сделали очень мало – или вообще ничего, – чтобы помочь. Только каталонцы, генуэзцы и венецианцы, чья торговля с Востоком значила для них слишком много, помогли, как могли, кораблями и людьми, отразить турецкую атаку. При падении Константинополя в проигрыше оказались все, за исключением самого города. Мехмед II был умным и дальновидным государственным деятелем и отличным полководцем. Он решил, что его новая столица должна управляться эффективно и справедливо. Он и не думал карать христиан за их веру, наоборот, султан объявил себя защитником греческой церкви и организовал назначение нового патриарха. Хотя собор Святой Софии был превращен в мечеть, в других христианских церквях продолжались богослужения. Продемонстрировав свой либерализм и восстановив достоинство (пусть в подчиненном положении) ортодоксальной церкви, Мухаммед обратил себе на пользу ненависть, которую питали греки к латинской церкви и ее приверженцам.

Тем временем Генуя и Венеция, занятые своим торговым соперничеством до такой степени, что все остальное их интересовало мало, быстро договорились с завоевателем. Оба города согласились платить ему дань в обмен на возвращение прежних торговых привилегий и контроля над территориями, которые находились в их владении. Мехмед ничего не имел против возвращения им привилегий, по крайней мере временно. Его планы были далекоидущими. Он задумал не только аннексию Греции, но и в конечном итоге завоевание всей Восточной Европы.

Падение Константинополя принесло османским туркам господство на морских путях Средиземноморья. Еще одна нация всадников превратилась в великую морскую державу. Сам Константинополь, медленно, но верно угасающий, оживился, став главным городом султанов. Возродилась торговля, процветали искусство и промышленность. Победившие турки подарили городу много великолепных мечетей и других построек. Блистательная Порта, ставшая великой, теперь нацеливала свои планы, словно кинжал, в сердце европейского Средиземноморья.

Любое действие вызывает противодействие. Задолго до завоевания турками Константинополя, далеко на западе, за Геркулесовыми столбами, португальский принц Генрих (Энрике) Мореплаватель положил начало череде событий, которым предстояло изменить мировую историю. Генрих Мореплаватель родился в 1394 году. Он был третьим выжившим сыном короля Эуана I, основателя португальской Ависской династии, и Филиппы, старшей дочери Джона Гонта, герцога Ланкастера. Ревностный христианин того же толка, что рыцари ордена Святого Иоанна, аскет, давший обет безбрачия, он рано «принял крест», решив продолжать войну с мусульманами где только можно. Известия об успехах турок на противоположном конце Средиземного моря укрепили решимость Генриха сделать все возможное, чтобы мавры не захватили Португалию и чтобы их власть была ограничена участком побережья, непосредственно примыкающим к границе его страны. Его отец одержал верх в войне с испанской Кастильей и также успешно отбивал попытки мавров вернуться в Португальское королевство, откуда их вытеснили в XII веке.

Генрих Мореплаватель мечтал найти путь вокруг Африки, чтобы его страна могла торговать с Востоком в обход путей, контролируемых венецианцами и генуэзцами. Но то, что начиналось как не более чем осторожная попытка принести выгоду своей стране, коренным образом изменилось благодаря турецким успехам. Генрих-крестоносец, необычайно (для