Перестройка и последовавший затем развал Союза ударили по многим, кто-то приспособился, а кто-то более консервативный или не приспособленный к новой жизни не смог. Многие надеялись на государство, но ошиблись.

В результате отпочкования бывших союзных республик, руководители которых захотели самостоятельности, Анатолий остался без родственников, проживавших в разных уголках нашей некогда необъятной Родины.

Время шло, лениво текли мысли, трудолюбивые пчёлки перелетали с цветка на цветок и собирали нектар. Ничто не нарушало идиллии, кроме наступающего издалека сытого урчания двух моторов.

«Они», – машинально отметил Анатолий, присел на корточки, передёрнул затвор «Токарева» и достал две запасных обоймы.

Пора. Счёт пошёл на мгновенья. Мощным движением ног он распрямил тело, окинул взглядом дорогу, два джипа, – они. Почти в то же мгновенье открыл огонь. Так, как привык это делать всегда, в тире и на войне, в спецшколе и на работе.

Первая пуля, проделав аккуратное отверстие в тонированном лбу джипа, вышибла мозги водителю. Сеточкой трещин покрылось лобовое стекло «Гранд-Чероки», последовавший затем грохот врезавшихся иномарок перекрыл сухие щелчки выстрелов. Анатолий заменил обойму и, перемещаясь вправо ко второй машине, продолжил огонь. Горячей волной прокатился огонь взорвавшегося бензобака. Стало по-настоящему жарко.

Третья обойма привычно заняла своё место в рукоятке ТТ, Анатолий круговым движением осмотрел местность и в отблесках чадящего костра расстрелял обойму по второй иномарке, взорвалась и она. Можно идти, зло наказано, но удовлетворения нет, как не было его никогда.

Через несколько минут Анатолий был далеко, в деревне вряд ли что слышали, но лучше поспешить. Он зашёл в избу, поставил на стол пустую крынку из-под молока и позвал Елену.

Она была готова, ушли по-английски, не прощаясь. Опять и снова бежать. Находиться в постоянном страхе за её и свою жизнь, быть дичью, убегать от охотников. Анатолий не знал, выдержит ли Елена такой ритм. Сам он был готов убегать, путать следы, огрызаться из засады. Он Волк и не зря заслужил свою кличку, ему не привыкать к такой жизни. А Лена?

Анатолий часто задумывался, если не о текущих проблемах, то о том, что Елена нашла в нём. Девочка-пай, милая и нежная, влюбилась в мужчину старше её на двенадцать лет. Что могла найти луговая былинка в косе с острым лезвием, только боль и страх. Анатолий мучился и не понимал, за что ему такое счастье.

Он любил. В Елене ему нравилось всё – улыбка, походка, губы, разрез глаз, пальцы на руках, груди, запах, всё-всё. Её слова, линия носа, волосы, она.

Он любит. Любит, как никогда не любил. В душе Анатолия помимо его воли рождались стихи, стихи про любовь. Он не был поэтом и не стремился, но буквы сами складывались в слова, а слова в строчки, и получались четверостишия. Рождалась поэзия, пусть наивная и незрелая, но шедшая из самых глубин души. То, что получалось у Анатолия, больше походило на первый стихотворный опыт впервые влюблённого юнца.

Тем не менее, именно здесь, на крошечной полянке в глухом лесу, он как мальчишка декламировал Елене стихи. Голос дрожал и не слушался, но Анатолий старался, вкладывая в строчки стихов накопившиеся за эти годы эмоции. Чувство нашло выход. Анатолий любил и был любим.

Имя Лена нашёптывал ветер,

Это имя напел мне ручей.

Я проснулся вчера на рассвете

От своих сумасбродных идей.

Говорил, что люблю, дорогая,

Говорил, что умру, но не верь.

Даже если умру, умирая,

Я тебя не забуду, поверь…

Не Пушкин, конечно, собственно, до Лермонтова тоже далеко, однако Елене стихи Анатолия показались лучшими из когда-либо слышанных. Она любила, безоглядно и до конца, как могут любить только в первый раз, первый и единственный.

Глава 6

Роман вышел на след, он не был уверен, но чувствовал: расстрелянные возле глухой деревни джипы с московской братвой – работа Волка. Он знал, что для самых грязных дел Анатолий предпочитает использовать пистолеты ТТ. В районной милиции помялись, но после звонка сверху дали почитать дело и показали стреляные гильзы.

Дело Анатолия пробилось наверх и спустилось вниз в виде фотографий и ориентировок по розыску. Теперь его искали все – и братва, и милиция, и даже свои, коллеги. Облава началась по всем правилам, и редко кому удавалось ускользнуть при таком раскладе.

* * *

Утюг появился на работе и сразу же получил взбучку от начальства. Его вызвали на ковёр, не за опозданье, хотя поводом послужило именно оно. Начальство долго и нудно совестило Ивана, но потом набралось мужества и перешло к главному.

В трёх предложениях всё выглядело так. Во-первых, убийца – киллер, находящийся в розыске. Во-вторых, смерть Сергея необходимо повесить на его совесть. И в-третьих, дело необходимо срочно закрывать.

Утюг сидел в кабинете с мрачным видом, набычившись и кивая головой при каждом несерьёзном высказывании начальства. Откивав своё, он бодро ответил «есть» и пошёл делать своё дело, как понимал его он.

О честности Устюгина ходили легенды, он шёл по узкому коридору всю жизнь, не делая поблажек ни себе, ни другим. Он не сворачивал в сторону ни разу в жизни, добиваясь правды до конца, порой стучась лбом в стену. Впрочем, правильнее было бы сказать – пытался добиться правды, потому что конечный результат не всегда радовал.

Сегодня Иван Иванович собирался съездить в банк и поговорить с дядей убитого Сергея. Утюг понимал, что лезть в осиное гнездо именно сейчас крайне вредно и даже опасно, но лез. Он понимал, что нельзя будить спящую собаку, и пёр напролом.

Утюг набрал телефонный номер, значившийся на деле номер сорок, представился и попросил секретаря соединить его с Юлием Игоревичем. Ответили на удивление быстро, видимо, ожидали чего-то подобного или знали Устюгина, что тоже вероятно.

После трёх минут телефонного маневрирования и приторно вежливых уходов от разговора Утюг вытянул из своего собеседника разрешение встретиться и положил трубку.

Ровно без четверти час, сопровождаемый банковской охраной, Иван Иванович вошёл в приёмную. Секретарша как-то излишне засуетилась и тут же разрешила войти. Устюгин толкнул красного дерева дверь с массивной бронзовой ручкой и оказался внутри.

Да, это действительно был кабинет президента банка. Абсолютно всё было дорого и, как ни странно, подобрано с большим вкусом. Через минуту разговора Утюг понял, что странного ничего нет, просто хорошо поработали дизайнеры, да и у банкира вкус оказался в наличии.

– Какими судьбами к нам пожаловали столь редкие гости? – произнёс