Неподобающего в моей жизни стало неожиданно много. За три недели я прочла десять художественных книг. Целых десять. На целых десять больше, чем за всю свою жизнь до сих пор. Все эти книги были невероятными, всерьёз говорящими со мной разноголосыми интонациями, по-настоящему написанными поперек линовки!..

Чтобы больше времени уделять чтению, я перестала лезть на рожон, а потому начала застегивать свой вечно распахнутый пиджак. Мариса Мортон явно начала считать мои застегнутые пуговицы если не своим достижением, тогда точно своей победой, однако мне было откровенно наплевать на её умозаключения – я была занята другими мыслями. И всё же за заступничество я пять раз по два часа отстояла на гречихе. От этого мне было попросту не убежать…

Самое главное. Три дня назад мистер Баркер начал учить меня пользованию своим компьютером и открыл для меня ответ на любой вопрос – интернет. И всё же он не оставлял меня наедине с компьютером. Словно опасался, что я взорву эту машину своим любопытством, которым, кажется, я заразила и его. Он продолжал открыто выпивать при мне из своей фляги и костерил меня почем зря, часто стараясь задеть меня за живое словами о разборе меня на запчасти, но к концу третьей недели нашего ежедневного общения меня уже не цепляли его колкости. Боевые занятия – сотни падений на маты, болевые приёмы, кручения, выпады, удушения – кажется, отбили во мне желание обращать внимание на чрезмерно суровые упрёки и даже нападки со стороны этого неизменно ворчливого человека. Для меня было главным, чтобы он продолжал давать мне читать свои любимые книги, продолжал обучать меня своему боевому искусству, не передумал учить меня обращению с компьютером и не дышал в мою сторону перегаром, а остальное, собственно, не столь важно.

Стоя у террасы главного здания, я распрямляла бумажный фонарик синего цвета. Ритуал ухода в честь 11134. Изъятие сердца было произведено ровно в срок, как она нам и сообщила. Я видела, как Эбенезер Роудриг сегодня после обеда выносил к медицинскому фургону семь морозильных камер – всё, что осталось от 11134. Маркером выводя на бумажном фонарике цифры, я попыталась представить, какие бы буквы могла написать вместо них. Какое имя подошло бы солнечноволосой 11134? Проблема в том, что я, как и все остальные клоны, знаю не так уж много вариантов имён оригиналов. Лилли- от цветка лилии, Вива – от живой, Ева – от дышащей. Пожалуй, второй и третий вариант совсем не подходят. Значит, наверное, можно было бы написать на фонарике имя Лилли. Но её так не звали. Лилли – это имя оригинала, а она была клоном.

Без энтузиазма вывожу цифры 11134, только для того, чтобы отдать дань памяти своей знакомой. Скольким знакомым я уже отдала эту дань? Сотням? Да нет. Скорее всего, тысячам… Надеюсь, в этот раз 11112 будет недолго искать огонь для наших фонариков, ведь в прошлые разы нас часто выручала в этом вопросе именно 11134, любящая делиться с клонами своим огнём.

Я придумала себе имя. Вернее, вычитала его в астрономической энциклопедии. Название сорок третьего астероида главного пояса, написанное с большой буквы и звучащее как-то по-женски, красиво, мелодично и одновременно твёрдо, как я люблю. Решила, что так можно было бы назвать меня. Наверное потому, что этот астероид имеет неправильную форму. По крайней мере, так говорила энциклопедия.

Примерно спустя месяц после того, как я придумала себе имя, которое могла бы носить, если бы являлась оригиналом, 11112 и 11110 затеяли игру, суть которой заключалась как раз в том, чтобы выдумать себе оригинальное имя. Кажется, это было два года назад, в последние времена неразлучности нашего трио. Многие клоны играли в эту игру, но никого она не увлекала надолго, потому что оригинальных имен мы знали очень немного, а те имена, что знали, нам не очень нравились, потому как их носили наставники.

Мы втроем лежали на газоне, в тени высокого бука, и, наслаждаясь теплотой летнего утра, говорили о чём-то глупом, совсем не занимающем моего внимания. Может быть 11110 снова сплетничала о наставниках и выдумывала о них небылицы или 11112 рассказывал нам о своём апатичном соседе по койке, готовящемся к пятому изъятию – мало кто переживал так много изъятий, а этот смог. В любом случае мне надоела их болтовня и я решила резко сменить тему. Подняв руку над головой, я как будто схватила пролетающее над нашими головами поверх синего неба белоснежное облако – фонарики-фонарики…

– Я придумала себе имя, – прищурившись одним глазом, продолжая удерживать облако в кулаке, уверенно заявила я.

– Ой как интересно, – хлопнула в ладоши 11110. – Скажи!

– Ариадна.

– Какое необычное имя! Впервые слышу такое… Где ты его услышала?

– Не услышала. Прочла. А вы когда-нибудь думали, какие имена оригиналов взяли бы, если бы вдруг понадобилось?

“Если бы вдруг понадобилось”, – с чего бы вдруг?

– Лукас или Хонас, – ухмыльнулся 11112.

– Не знаю, где ты услышал такое имя Хонас, но Лукас точно знаю! – 11110 всегда быстро входила в азарт. – Лукасом звали того парня, который таскал коробки электрика, которого вызвали, чтобы починить садовые фонари, верно?

– Верно.

– Так и знала! А откуда Хонас?

– Не знаю, приснилось, – неоднозначно ухмыльнулся ей в ответ парень.

– Какие вы интересные! Имена себе повыбирали необычные.

– Давай же и ты удиви нас, – непроизвольно заулыбалась я. – Ну, какое имя себе выбираешь?

– Перл.

– Нет, так не пойдёт! – я не осознала того, как резко выпалила своё категоричное отрицание. Только рука вдруг выпустила улетающее прочь облако и опустилась на газон уже заново сжатым кулаком. Я резко села. Сели и 11110 с 11112.

– Почему нет? – карамельные глаза 11110 округлились, пухлые губы вздрогнули.

– Потому что это имя твоего оригинала.

– Это утверждение не отвечает на мой вопрос о том, почему это имя может не подходить мне.

– Потому что это имя не идентифицирует тебя, не говорит о твоей личности.

– Вот смешная! – 11110 улыбнулась заразительно, как умела только она одна, но на сей раз меня её улыбка не заразила, а раздосадовала. – Я же клон – у меня нет личности! Забыла? Иногда мне вправду кажется, будто ты забываешь об этом. О том, что у нас у всех нет личностей, ведь у нас нет даже душ.

– 11110 права, – сдвинул брови 11112, для которого 11110 всегда была правее меня, но не потому, что он ценил её больше меня, а потому, что её мысли в большинстве случаев совпадали с его, в то время как