– Вам восемнадцать, Мария Евгеньевна? – сканируя меня, спросил хозяин сома.

– Да, – по-скаутски бодро отчеканила я, удивляясь вопросу: и в резюме, и в анкете стояла дата рождения.

– И у вас за спиной уже несколько лет института и временной работы?

«За спиной» – ужасный штамп. Захотелось обернуться и посмотреть, что там у меня сзади.

– Точно так! – тем не менее выпалила я не моргнув.

– Вы закончили среднюю школу… В году две тысячи… – Его глаза какого-то бежевого цвета, похожие на женские соски, скользили по анкете.

– Да, в шестнадцать лет, – помогла я ему. – Я вундеркинд.

Это была моя вторая ошибка.

– Я не хвастаюсь, нет, просто объясняю, почему у меня за спиной большой опыт работы. Хотя трудовой книжки нет.

Сейчас, подумала я, он спросит про договоры и налоги, и надо будет врать. Но он не спросил.

– А ваши родители…

– Они живут в Екатеринбурге.

– И как они, Мария Евгеньевна, вас в шестнадцать лет отпустили одну в чужой город?

Зачем ему это знать? Ну отпустили. Мама, думаю, даже рада была, а отчиму вообще не до падчерицы. У меня, дяденька, ого-го какой опыт, о чём я не указала в анкете. Как только я поступила в институт, предки перестали присылать мне деньги, сказав, что я теперь взрослая и должна сама-сама. Пришлось договориться со своей головой и временно задвинуть социофобию в дальний угол. Я и дворником успела поработать, и курьером, и даже хорёк-ситтером. Хорёк-ситтер, если бы ты спросил меня, дяденька, – это такая прислуга, которая ухаживает за хорьком, пока богатые хозяева загорают на Мальдивах. Есть бэби-ситтер, есть дог-ситтер, а я вот была хорёк-ситтером. Тоже профессия, между прочим.

Дяденька пожевал усы.

– Мы пробили вас по своим каналам…

Та-ак! Уже интересно! К чему тогда глупые вопросы?

– Вы пишете книги?

– Есть такой грех.

– А как вы планируете совмещать работу у нас и литературное творчество, Мария Евгеньевна?

Я не ожидала такого вопроса. Литературное творчество… В принципе, всё логично: какой, скажите на милость, вменяемый работодатель согласится взять сотрудника, заведомо зная, что тот будет отвлекаться от основных обязанностей и строчить романчики, причём на хозяйском компьютере. Красть оплаченное время. Я вот, подвернись такая возможность, точно буду.

– Вы понимаете, – начала на ходу соображать я, – творчество требует абсолютной внутренней эмиграции, совмещение литературы и основных обязанностей невозможно в принципе. Я могу вас заверить, что работа никоим образом не пострадает.

Мой собеседник дырявил меня взглядом.

– Забавное у вас хобби.

Меня кольнуло слово «хобби». Хобби, дяденька, это ракушки собирать, а литература для меня – жизнь.

Фу, как пафосно!

– Ну да, хобби, – тем не менее выпалила я. – По воскресеньям. Иногда… Я писатель выходного дня.

Работодатель пошевелил усами, и то же самое сделал сом в аквариуме.

– Попробуем вам поверить. Нам нравится, что у вас несколько иностранных языков. Нам импонирует, что вы закончили школу с золотой медалью. Мы даже можем закрыть глаза на то, что у вас незаконченное высшее образование. Но нам не нравится, как вы ответили на некоторые вопросы нашей анкеты.

Было не очень понятно, кто это «мы». Он и сом? Или мою анкету читали всем коллективом и заливисто смеялись?

Я задумалась. Там было много вопросов с психологической подоплёкой, а я никогда не знаю, как на них отвечать, поэтому терпеть их не могу ещё с детства. Я доводила нашего школьного психолога до истерики настолько нестандартными ответами, что та посоветовала матери подливать мне на ночь пустырник в пойло – на всякий случай: вдруг угомонюсь, и заторможенность сделает из меня человека.

В анкете же этой фирмы, помимо психозавихрений, типа: «Какие ошибки можно простить, а какие нельзя и почему?» и «В какую эпоху вы хотели бы жить и почему?» (и мои короткие на них ответы: ошибки арифметические, эпоха – древний Рим и игнорирование «почему»), был шедевральный вопрос: «Могу ли я представить ситуацию, когда я смогла бы убить человека». Хмм… Я эти ситуации, к примеру, воображаю ежедневно, потому что мы с Белкой продумываем ходы нашему триллеру. И мне вот любопытно, а что им даст ответ на мой вопрос? И что пишут кандидаты, чтобы попасть на работу? Как же меня бесят копания в закоулках подсознания! Если бы не жгучее желание получить работу, послала бы я таких работодателей куда подальше!

Я оставила этот вопрос без ответа. Прочерк – единственная честная реакция.

– Вы, Мария Евгеньевна, пропустили несколько вопросов. Заполнили тридцать страниц, а у нас тридцать одна.

– Да? – удивилась я.

Для работы в офисе на складе, несомненно, просто необходимо вывернуть своё нутро и обнажиться полностью, а тридцать страниц без одной не покажут целостную картину твоей психики.

– Но это не страшно. – Работодатель пошевелил бровями и усами одновременно. Сом попытался повторить, но вышло плохо: у него не было бровей. – Я задам вам один вопрос устно. Вы не против?

– Не против.

Я стиснула зубы. Опять, наверное, про смерть что-нибудь…

– Какие два предмета вы бы взяли с собой на необитаемый остров?

Он посмотрел на меня, как смотрят на ресторанный чек: внимательно и сухо. Мне до смерти хотелось сострить, что взяла бы рулон туалетной бумаги и бутылку скотча, но я вовремя удержалась: ведь по ответу они будут судить обо мне, сделают свои выводы, непонятно ещё какие. Но мой рот ответил сам:

– Книгу и скотч.

Думала, вот сейчас он спросит, какую книгу, и тут я зависну, потому что нет такой книги, с которой хотелось бы провести четверть века, как Робинзон Крузо, на острове. По-моему, это подозрительно, если у человека ОДНА любимая книга. Тем не менее, наскоро раскладываю в голове пасьянс: ну кого, кого выбрать? Набокова? Маркеса? Борхеса? Пушкина, наконец? Но интервьюер даже и не намеревался спрашивать про книгу. Может быть, у него сложился в голове собственный пазл: книга (одна) – зачёт.

– Скотч – вы имеете в виду виски, Мария Евгеньевна?

– Нет, – глупо хихикнула я. – Скотч – это не выпивка, это лента такая на рулоне, липкая с одной стороны, там клеевая…

– Я понял, – раздражённо выдохнул работодатель. – Так зачем вам скотч на острове?

Хотелось было рассказать, что идея с виски мне тоже нравится, и, если помечтать, так хорошо было бы длинными вечерами на необитаемом острове качаться в гамаке из листьев агавы, налив в полкокосины янтарного скотча и, глядя на закат, обдумывать новую книгу. Но, посмотрев в его трезвые пластмассовые глаза, я ответила просто:

– Дикарей к пальме привязывать.

– Зачем?

– Мясо ж.