– О чем ты?

– Ни о чем. Не волнуйся. – Я погладила Рида по щеке и испытала необычайное облегчение, когда он не отстранился. – Что сделано, то сделано.

– Лу. – Он схватил меня за руку и мягко сжал ее, а затем отстранил от своего лица. Пусть вежливо, но Рид отверг мой жест, и у меня внутри все болезненно дрогнуло. – Скажи мне.

– Нет.

– Скажи.

– Нет.

Рид выдохнул через нос, и на лице его заиграли желваки.

– Прошу тебя.

Я посмотрела на него, размышляя. Коко и Бо все больше входили в раж. Зря я это, ох как зря.

– Отчасти ты и сам знаешь, – сказала я наконец. – Чтобы что-то получить, сначала нужно что-нибудь отдать. Поэтому, чтобы спасти тебя на берегу, я отдала тепло своего воспоминания. Отдала наше зрение за улучшенный слух и…

Честно говоря, мне хотелось солгать. Опять. Хотелось усмехнуться и сказать, что все будет хорошо, но скрывать мой поступок было довольно бессмысленно. Правила есть правила. Магия требует жертв. Природа – равновесия. Рид должен это усвоить, причем чем раньше, тем лучше, если мы в самом деле намерены выжить.

– И?.. – поторопил меня Рид.

Я смело встретила его твердый взгляд.

– Я отдала несколько мгновений своей жизни за те мгновения, что мы находились в воде. Не смогла придумать, как иначе помочь нам дышать.

Услышав это, Рид отпрянул от меня, но тут мадам Лабелль вскочила на ноги, перекрикивая Коко и Бо. Ансель с ощутимой тревогой наблюдал, как вокруг воцаряется хаос.

– Я сказала, довольно! – Мадам Лабелль раскраснелась еще больше и прямо-таки тряслась от гнева. Крутой нрав Рид явно унаследовал от нее. – Старухин клык вас побери, немедленно… прекратите вести себя как дети, иначе Белые дамы еще станцуют на ваших костях! – Она резко обернулась к нам с Ридом. – Вы уверены, что шассеры мертвы? Все?

Молчание Рида и без того служило ясным ответом, но мадам Лабелль сверлила нас взглядом, ожидая подтверждения. Я нахмурилась и сказала:

– Да. Их больше нет.

– Вот и отлично, – выплюнула она.

Рид все так же молчал. Он и виду не подал, что слышал ее жестокие слова. Я поняла: он прячется. Прячется от них, прячется от себя самого… И от меня тоже. Мадам Лабелль вытащила из-под корсажа три смятых листка пергамента и бросила нам. Я узнала почерк Коко – то были ее письма тетке с просьбами о помощи. А под последней незнакомая мне рука вывела резкий и немногословный отказ:

«Вашему охотнику здесь не рады».

Вот и все. Никаких других объяснений и любезностей, никаких условий и оговорок.

Похоже, Ля-Вуазен наконец дала нам ответ.

Я смяла последнее письмо в кулаке прежде, чем Рид успел его прочесть. В ушах у меня шумела кровь.

– Что ж, теперь все согласны, что пришла пора взглянуть в глаза чудовищам? – спросила мадам Лабелль. – Или мы будем и дальше жмуриться и надеяться на лучшее?

Мое раздражение из-за мадам Лабелль уже грозило перерасти в отвращение. И мне было совершенно неважно, что она – мать Рида. Я, конечно, не желала ей смерти как таковой, скорее… зуда. Да, точно. Вечного зуда где-нибудь пониже пояса, да такого, что никак не почесать. Достойное наказание для человека, который постоянно всем портит жизнь.

И тем не менее, несмотря на всю ее жестокость и бесчувственность, в глубине души я понимала: она права. Похищенные мгновения миновали.

Настало время двигаться дальше.

– Вчера вы говорили, нам нужны союзники.

Я крепко сжала пальцы Рида. Только так я могла утешить его сейчас. Когда Рид не стиснул мою руку в ответ, старая рана на сердце вскрылась снова. Горькие слова вырвались прежде, чем я смогла сдержать их:

– Кого мы вообще можем просить о помощи? Кровавые ведьмы определенно не за нас. Народ Бельтерры – тоже. Мы – ведьмы. Мы зло. Мы вешали их сестер, братьев и матерей на улице средь бела дня.

– Так поступала Моргана, – возразила Коко. – Мы ничего не делали.

– Но в том-то и суть, разве нет? Мы это допустили. – Я примолкла и тяжело вздохнула. – Я это допустила.

– Прекрати, – резко сказала Коко, качая головой. – Единственное твое преступление – всего лишь желание жить.

– Это неважно. – Мадам Лабелль снова задумчиво уселась на свой пень. Щеки ее до сих пор розовели, но тон она милосердно понизила. Мои уши возрадовались этому. – Народ последует за своим королем.

– Вы совсем обезумели, если решили, что мой отец согласится вам помочь, – заявил Бо. – Он уже назначил награду за голову Лу.

Мадам Лабелль фыркнула.

– У нас с ним есть общий враг в лице Морганы. Возможно, он проявит сговорчивость бо́льшую, чем ты полагаешь.

Бо закатил глаза.

– Слушайте, я, конечно, понимаю, вы думаете, он до сих пор вас любит, но он…

– Не единственный наш потенциальный союзник, – перебила его мадам Лабелль. – Разумеется, наши шансы на успех будут заметно выше, если мы убедим короля Огюста примкнуть к нам – ведь командование над шассерами до назначения нового главы Церкви несомненно взял на себя именно он. Однако в мире есть и другие не менее могущественные фигуры. Лу-гару, к примеру, а также мелузины. Возможно, при благоприятных обстоятельствах даже Жозефина согласится нам помочь.

Коко расхохоталась.

– Если моя тетка отказалась даже просто приютить нас, поскольку с нами бывший шассер, с чего ты взяла, что она пожелает заключить союз с шассерами более чем настоящими? Оборотней и русалок, кстати, она тоже не слишком жалует.

Рид моргнул – и только этим дал понять, что догадался о содержании письма Ля-Вуазен.

– Ерунда. – Мадам Лабелль покачала головой. – Нужно всего лишь доказать Жозефине, что союз с нами для нее будет выгоднее мелочной политики.

– «Мелочной политики»? – скривилась Коко. – От политики моей тетки зависит жизнь моего народа. Когда Белые дамы изгнали моих предков из Шато, и лу-гару, и мелузины не захотели им помочь. Но вы ведь и сами это знаете, правда? Белые дамы только о себе и думают. Кроме тебя, Лу, – добавила она.

– Я не обижаюсь.

Я подошла к ближайшему корню, взобралась на него, уселась и посмотрела на мадам Лабелль сверху вниз. Ноги у меня, правда, не доставали до земли, поэтому вид получился чуть менее грозный, чем хотелось бы.

– Раз уж мы решили помечтать, может, и Водвоса с Тараском в список союзников запишем? Уверена, мифический человек-козел и дракон смогут разбавить живописным разнообразием грядущую великую битву, которую вы тут уже сочинили.

– Я ничего не сочиняю, Луиза. Ты не хуже меня знаешь, что твоя мать, пусть и не дает о себе знать, определенно не теряет времени даром. Она замышляет недоброе, и мы должны быть к этому готовы.