— Он постоянно задевал короля. Его величество очень точно судит о людях, даже его самые яростные недоброжелатели не отрицают того, что он человек большого ума. Король мыслит глубоко и более верно, чем Вольтер.

— Король, должно быть, добр и справедлив. Ему не мог бы понравиться такой поэт, как Вольтер, чьи произведения, по меньшей мере те, что мы читали…

— Фривольны, — быстро подсказала мадемуазель. — Не более того. У Вольтера есть такие книги, какие я никогда бы не принесла в свой дом, не говоря уже о том, чтобы пополнить ими свою библиотеку. Ну конечно же, нельзя отрицать того, что наслаждаешься, читая произведения самого остроумного человека в Европе. То, что ты сказала о короле, хорошо продумано. Он, как я уже объяснила тебе раньше, верховный судья нашего королевства. Все правосудие доверено ему.

Девушка отвела глаза, и мадемуазель ясно расслышала ее вздох. Она застыла, поскольку не ожидала, что ее вознаградят безразличием после всех неслыханных милостей, оказанных ею этому созданию.

— Продолжай читать.

Девушка достигла того места, где граф де Эстре вот-вот собирался вести наступление против британских гренадеров. Внезапно на покрытой гравием дорожке послышался цокот конских копыт, и верхом на скакуне появился Поль-Арман, брат мадемуазель. Он остановился перед сестрой. Его большая черная лошадь беспокойно перебирала ногами и фыркала. Хозяин пристально смотрел на молодую рабыню до тех пор, пока она не подняла голову. Потом он потянулся к книге и подозвал девушку движением своего хлыста. Девушка встала, быстро спустилась на дорожку, прижимая томик к себе, а затем подала его господину, не поднимая при этом головы. Взглянув на тисненные золотом буквы на обложке, он холодно бросил сестре:

— Извини, что прервал тебя.

— Шарлотта, можешь идти. — Мадемуазель с раздражением смотрела, как та кланяется и уходит. Когда девушка завернула за угол дома, Поль-Арман спрыгнул с лошади, протянул поводья садовнику и поднялся по ступенькам. Он бросил книгу на колени сестре.

— Играть в уроки, Антуанетта, это одно, а вышколить ее до такого предела — безумие. О чем ты думала?

— Это безобидная забава. Я сказала тебе с самого начала, когда ты предложил мне ее услуги.

— Я не предлагал, я позволил тебе отрывать ее от работы, чтобы она рассказывала, о чем болтают негры.

— Я так и хотела, но у нее нет склонности к сплетням.

— Чепуха, ты просто не любишь делать мне одолжения. — Он вошел в салон, взял стул, поставил его напротив сестры, сел и скрестил ноги, похлопывая по ним рукояткой хлыста.

Мадемуазель позвонила в маленький колокольчик, висевший возле нее, и велела слугам принести освежающие напитки. Затем она вяло продолжила разговор с того места, на котором брат оборвал его:

— Я постоянно делаю тебе одолжения. Кто сопровождает твоих дочерей во Францию и добивается того, чтобы их приглашали в лучшее общество? Тебе противно заниматься этим, а что касается Лилианы… — Не было необходимости напоминать о том, что его тихая жена не справилась бы с подобным заданием. — Я нужна им. Я обеспечиваю кареты, подыскиваю место для проживания, получаю приглашения, заказываю им платья.

— Я согласен, тратить мои деньги — сложное занятие. — Его полные губы тронула веселая улыбка, обнажив крепкие белые зубы. Он заложил руки за голову, запустив пальцы в свои светлые волосы и откинувшись на стуле. Несмотря на резкость тона, Поль-Арман был в этот день в очень хорошем настроении. Мадемуазель удивлялась, отчего, и хотела бы это выяснить.

— Скорее я экономила их. В последний сезон приемлемое бальное платье в Париже стоило целое состояние. Мне удалось заказать им платья по тысяче ливров каждое только потому, что я сумела расспросить элегантно одетых женщин моего возраста.

Голубые глаза, чуть темнее, чем у мадемуазель, устремились на нее.

— В этом году они говорят об Испании и Португалии. Ты отвезешь их туда?

— Испания еще сошла бы, испанцы способны хотя бы говорить на ломаном французском, но мне трудно найти оправдания для поездки в Португалию. Если португальцы похожи на тех невообразимых бразильцев, которые недавно продали тебе корабль с неграми, твоим дочерям придется искать другое общество. А дороги! Не могу даже вообразить их!

— Полагаю, даже ты сочтешь Лиссабон и Порту вполне цивилизованными. Там торгуют вином многие иностранцы.

Мадемуазель Антуанетта вздохнула. Неужели брат ожидал, что ее приведет в восторг слово «торговля». Он посылал ее каждый год во Францию, надеясь выдать замуж своих дочерей, но мадемуазель знала, что если кто-либо и сделает предложение одной из них, то она и Поль-Арман, вероятно, не придут к согласию по поводу того, выгоден ли жених.

— Я скоро заберу у тебя эту девушку.

— Что ты имеешь в виду?

— Сделать из нее игрушку было самой глупейшей твоей идеей, но у меня на нее теперь другие планы.

— Ты не можешь забрать ее просто так.

— Ну ты же забрала ее просто так и сделала из нее несущую чепуху марионетку.

— Она стала мне читать, ни больше ни меньше. У каждой женщины из общества должна быть такая девушка. Кого ты предлагаешь мне на ее место, мою бургундскую прачку?

— А почему бы тебе не взять компаньонку?

— О! Ужасная мысль. Льстящая мне идиотка, не способная поддержать разговор. Конечно же, нет, Поль-Арман. Если ты не проявишь великодушия, мне придется обратиться к собственным средствам.

Почему-то это позабавило Поля-Армана, и, пока он смеялся, дрожь охватила ее при мысли о его планах. Она знала об аппетитах брата, хотя подобный предмет и не подлежал обсуждению.

— Шарлотта замечательная девушка. Ей покровительствует наш кюре, он поражен ее успехами и будет разочарован, если… когда… она не сможет больше посещать меня.

Поль-Арман пристально посмотрел на сестру:

— Значит, священник и тут замешан, не так ли?

— Совсем нет. Они редко видятся друг с другом с тех пор, как ее мать отказалась посещать церковь. Я упомянула о нем только потому, что он проявляет интерес к ее благосостоянию.

Он уселся удобнее.

— Антуанетта, когда я решу вести мою жизнь согласно предписаниям священника, положи меня на носилки и скрести мне руки на груди, потому что я не буду больше полезен обществу. — Он откинулся назад и похлопал сестру по колену. — Тем не менее передай ему завтра мои лучшие пожелания. Согласись, мы прекрасно все устроим. Ты будешь присутствовать на службе, а я возьму на себя заботу о пожертвованиях. Идет?

Она пожала плечами. Хотя мадемуазель нравилось делать пожертвования и было приятно, чтобы церковь имела о ней хорошее мнение, она опасалась пропустить прием интересного гостя.

— А кто будет у тебя завтра?

— Молодой