— Изабелла тебя опередила, — говорит Роза и указывает на меня пальцем.

— Ладно, я уже ухожу. — Встаю и направляюсь к двери. — Спокойной ночи, Роза.

Лука не двигается с места, стоя в дверях и уставившись на меня, словно ястреб. Я поднимаю глаза, и наши взгляды встречаются в тишине на несколько долгих мгновений, пока он, наконец, не отходит в сторону. Убедившись, что мои движения достаточно медленные, я иду по коридору в свою комнату. Что-то, назовем это интуицией, подсказывает мне, что он все еще наблюдает за мной, когда проскальзываю за дверь, не оглядываясь.

В тот момент, когда дверь за мной закрывается, выдыхаю и прислоняюсь к ней спиной. Я думала, будет легко притвориться безразличной, но у меня такое чувство, что даже один-единственный добрый поступок с моей стороны приведет к тому, что он отдалится еще больше. Я не могу так рисковать. Ещё нет.

Быть так близко к Луке после всех этих лет и знать, что он не хочет иметь со мной ничего общего… больно. В каком-то смысле мне было легче, когда знала, что у меня нет ни единого шанса. Я никогда ничего не ждала. И теперь, когда он, наконец-то, так близко ко мне, мне кажется, что он даже дальше, чем был раньше.

Я закрываю глаза и вспоминаю день моего восемнадцатилетия, когда он назвал меня tesoro. Очевидно, это слово на самом деле не несло в себе той симпатии, которую я себе представляла. Это просто слово, сказанное вскользь. Тем не менее я еще несколько дней вспоминала об этом моменте и легком прикосновении Луки к моим волосам.

Что ж, я не сдаюсь. Ему лучше готовиться к войне, потому что именно это я собираюсь ему устроить. Я буду бороться с ним и его безразличием на каждом этапе этого пути.

— Тебе лучше быть готовым, Лука Росси, — шепчу я пустой комнате, — потому что в любви и на войне все средства хороши.

Глава 5

Я бросаю пиджак на кресло в своей комнате и сажусь на край кровати, слушая бубнёж Донато, доносящийся из телефона. Возникли кое-какие проблемы с одним из объектов недвижимости, которые мы купили, и я провел прошлую ночь и весь сегодняшний день в своем офисе, пытаясь разобраться с этой херней. Еще один провал сегодня мне совсем не нужен.

— О, ради всего святого, Донато. Неужели ты не можешь разобраться хотя бы с частью этого дерьма самостоятельно? — говорю я в трубку, сжимая переносицу. — Сколько ящиков?

— Грузовик только что подъехал. Мы вскрыли несколько ящиков, но, вероятно, в остальных то же самое, Лука.

— Черт. — Я в раздражении закрываю глаза. — Что, черт возьми, я должен делать с целой партией стволов не того калибра?

Низкий стон доносится до меня со стороны комнаты Изабеллы, и я поднимаю голову, уставившись на дверь, соединяющую наши комнаты. Я не видел ее со вчерашнего вечера, когда обнаружил в комнате Розы. Она принесла моей дочери ужин. Не знаю, что и думать по этому поводу. Или по поводу того, что я возвращался мыслями к ней весь день. Дерьмо. Нужно сказать Виоле, чтобы она перенесла свои вещи обратно в комнату напротив Розы.

— Что мне сказать румынам? — спрашивает Донато, отвлекая меня от мыслей о моей молодой жене.

— Позвони Богдану. Скажи ему, что я жду его на складе завтра в восемь утра.

— А что, если он ответит, что не может прийти?

— Тогда я приду сам и лично всажу каждую гребаную пулю ему в задницу. Передай ему это. — И бросаю телефон на кровать. Проклятые румыны.

Я отправляюсь в ванную, но останавливаюсь перед дверью, ведущей в комнату, где спит Изабелла. Вот опять, еще один тихий стон, похожий на тот, который, как мне показалось, слышал несколько мгновений назад. Я на дюйм приближаюсь к двери, гадая, не случилось ли чего, но с другой стороны только тишина. Дверная ручка холодит кожу, когда хватаюсь за нее и открываю дверь как можно тише, заглядывая внутрь.

Сначала мне кажется, что Изабелле, должно быть, нездоровится, потому что единственное, что могу разглядеть в темноте, — это ее тело на кровати, слегка повернутое набок. Я приоткрываю дверь еще немного, и часть света из моей комнаты проникает внутрь, позволяя мне разглядеть ее более отчетливо. И в этот момент моя рука крепче сжимает ручку.

Изабелла поднимает голову с подушки и смотрит прямо на меня, в то время как ее рука продолжает двигаться внутри шелковых пижамных штанов, прямо между ног. Я точно под гипнозом наблюдаю, как она приподнимает попку, и с ее губ срывается стон. Мое дыхание учащается, и чувствую, что становлюсь твердым, когда она шире раздвигает ноги и просовывает другую руку под пояс. Мне следовало бы развернуться и закрыть за собой дверь, но не могу заставить себя уйти. Я прикован к зрелищу, где моя девятнадцатилетняя жена наслаждается собой, не сводя с меня глаз. Она снова приподнимает таз и тяжело дышит, ее губы приоткрыты. Я хватаюсь за дверной косяк другой рукой, когда она выгибается, запрокидывая голову, и дрожь сотрясает ее тело. Это длится несколько секунд, прежде чем она оседает на кровать. Изабелла медленно выдыхает, вынимает руки из штанов и еще раз бросает на меня взгляд, скользнув под одеяло.

Я некоторое время смотрю на нее, затем разворачиваюсь и с грохотом закрываю дверь.

— Доброе утро, — улыбаюсь я Розе и Дамиану, когда сажусь за обеденный стол, где уже подан кофе.

— Ты какая-то слишком довольная сегодня. Случилось что-то особенное? — спрашивает Дамиан и тянется за своим кофе.

Все верно, и на то есть весьма конкретная причина. Каждый раз, когда вспоминаю потрясенное выражение лица моего мужа, увидевшего, как я играю с собой, на моих губах расцветает улыбка. Да, он вернулся в свою комнату и захлопнул за собой дверь, но, судя по тому, как вцепился в дверной косяк, наблюдая за происходящим, начало у нас хорошее.

— Ничего такого. — И киваю в сторону пустого стула слева от меня. — Где Лука? — интересуюсь я.

— Да так, надо