я стал более известен и привлекать к обсуждению стали чаще, в том числе на очень высокий уровень. До переезда мы уже были хорошо знакомы с Абалкиным, Аганбегяном, Буничем, Мильнером, Поповым, Шаталиным, Шмелёвым и многими другими, влиявшими на формирование умов. Позже познакомился и подружился с Заславской, Корягиной, Ярёменко. Мою фамилию узнал и Горбачёв, посчитавший меня своим политическим крестником. Меня стали довольно часто приглашать поработать в различных комиссиях по обсуждению первых идей перестройки, организуемых в основном цековцами под руководством Н.Н. Слюнькова. Кстати, моего соавтора Г. Х. Попова приглашали на них редко – его в этой среде не любили за излишнюю, как считалось, радикальность суждений.

Каждый раз собиралось по пять-шесть человек, может быть, восемь. Будучи в этой группе самым молодым, к тому же одним из немногих имеющих практический опыт работы на крупном предприятии, тем более представлявшим АвтоВаз и КамАЗ, я не был ангажирован ни одной из столичных конкурирующих группировок. Слушателями нашими были заведующий экономическим отделом ЦК КПСС Б. И. Гостев, заместитель председателя Совета министров СССР Ю. Д. Маслюков, зампредседателя Госплана СССР С. А. Ситарян, заведующие отделами ЦК и Совмина.

В то время были популярны темы: ускорение научно-технического прогресса, развитие машиностроительного комплекса и т. д. Готовился пленум о научно-техническом прогрессе. Производственники, которых, как я уже сказал, на наших встречах было немного, оказались востребованы. Однако хорошо помню, что кроме Петра Макаровича Кацуры (о котором речь впереди) в нашей компании регулярно работал только зиловец Александр Иванович Бужинский.

Обсуждения происходили в пансионатах “Волынское” или “Бор” (цековском, а не совминовском). По всем актуальным вопросам создавались рабочие группы. Уполномоченные на это люди записывали сказанное. Я написанием документов тогда не занимался».

Часть I

Государственный комитет совета министров СССР по труду и социальным вопросам. Начало

История этого Госкомитета причудлива, с чередованием возвышения этого ведомства и периодами забвения.

Создан Государственный комитет Совета министров СССР по вопросам труда и заработной платы (такое название он имел до 1976 года) Указом Президиума Верховного Совета СССР 24 мая 1955 года.

Ему поручили разработку законов и постановлений по вопросам труда и заработной платы, издание соответствующих правил и инструкций, контроль и инспектирование работы министерств и ведомств в области труда и заработной платы, межотраслевое и межрайонное регулирование условий и оплаты труда, проведение научно-исследовательских работ в соответствующих областях.

Этот Госкомитет оказался бы среди самых влиятельных структур, создаваемых в послесталинскую эпоху, если бы не имя его первого председателя.

Им стал член Политбюро (Президиума) ЦК ВКП(б) Лазарь Моисеевич Каганович, известный хотя бы тем, что в это время его имя носил Московский метрополитен. Но к тому моменту слава его постепенно закатывалась. 25 ноября 1955 года Президиум ЦК КПСС принял решение о присвоении метрополитену «по предложению товарища Л.М. Кагановича» имени В. И. Ленина. И хотя в качестве компенсации в том же постановлении отмечались заслуги Кагановича и станция «Охотный Ряд» был переименована в станцию имени Кагановича, дни Лазаря Моисеевича в высшем руководстве страны заканчивались.

А пока имеющий опыт руководства самыми важными наркоматами, этот партийный чиновник предпринял попытку сделать вверенный ему комитет суперважным. Начальниками отделов он брал людей, прежде возглавлявших огромные заводы, попытался переключить на себя все вопросы, связанные с трудом: планирование труда, тарификацию профессий, распределение зарплат, движение рабочей силы и т. д. Однако обделяемый в этом случае Госплан не захотел с этим мириться и проект Кагановича провалился.

Щербаков В. И.: «С именем Лазаря Моисеевича связан первый курьёзный и поучительный случай, произошедший со мной в госкомитете. Первый день на новом месте с порога поразил кабинетом, который мне достался. В нём сидел ещё первый нарком труда товарищ Л.М. Каганович. В кабинет шёл отдельный лифт, весь отделанный красным деревом, в зеркалах. Дверь – очень красиво сделанная металлическая решётка. Дом до революции принадлежал одному из братьев Рябушинских. Лифт был смонтирован ещё при нём и нигде с первого этажа до третьего не останавливался, открываясь прямо внутрь кабинета, доставшегося мне от предыдущего начальника. Старенький, конечно, ехал, дребезжа, но зато какая красота! Резное красное дерево! Удобно, престижно. Но один раз он сыграл со мной злую шутку.

Прошло недели две-три работы на новом месте, меня вызывают на совещание к Алиеву. Гейдар Алиевич, впоследствии президент Азербайджана, в то время был членом Политбюро и первым заместителем председателя Совета министров. Это был очень жёсткий, требовательный руководитель, в хорошем смысле – сталинского типа. Дисциплинирован и организован во всём, и те же требования он предъявлял к другим.

И вот звонок, наспех собираюсь, спускаюсь на своём персональном историческом лифте, и вдруг он предательски останавливается между этажами. Через стекло вижу пол кабинета и не представляю, что делать дальше: внутри никого, входные двери в кабинет двойные – до секретаря не докричишься. Телефона в лифте нет, мобильных тогда ещё не было и в помине. Нажимаю на кнопку вызова, но, видимо, произошло обесточивание – звонок не работает. Лифт в кирпичной шахте, снизу вызывать подмогу тоже некому – кроме меня лифтом никто не пользуется, да и вообще вход снизу закрыт на замок, а ключ у меня, снаружи дверь не откроешь.

Сижу в лифте и понимаю, что на совещание я фатально опоздал. Конечно, нагорит по первое число, но сейчас главный вопрос: как отсюда выбраться – пятница, вечер. В общем, попал по полной программе!

Где-то через час секретарь решила занести мне новые бумаги, открыла дверь в кабинет. Вот оно, спасение!

Больше я тем лифтом не пользовался. Хотя его и починили, я предпочитал или ездить на обычном, или пешочком передвигаться по лестнице. Примерно в 1996 году в здании был ремонт и лифт заменили. Говорят, выбросили на свалку. Не верится, но в любом случае жаль – произведение искусства и антиквариат с такой историей и на свалку, куда впрочем, по официальной версии, попала мебель, включая личный стол и стол заседаний И.В. Сталина в Кремле, стоявшие в кабинете Н.П. Рыжкова, за которыми привелось посидеть и мне на многократных совещаниях».

Так получилось, что работа в Госкомтруде стала последней заметной руководящей должностью сталинского наркома – в 1957 году была «разгромлена» «антипартийная группа Маленкова – Кагановича – Молотова», вместе с примкнувшим к ним Шипиловым. Все они были сняты со всех постов.

В наследство от Кагановича остался пришедший при нём и проработавший до В. И. Щербакова выходец из Госплана зампредседателя Госкомтруда Борис Михайлович Сухаревский. Он оказался фактически единственным заметным руководителем Госплана после его разгрома в 1949 году