— У тебя всегда научная, Борик. И тем не менее.

— Так. Необоснованную панику прекращаем. Кукситься перестаём. На выходных едем на речку. Спасение цивилизации дело благородное, но поддержание духа любимой супруги дело не менее ответственное. Договорились? — Белоручкин легонько встряхнул Ингу за плечи. — Буля?

— Что?

— Договорились или нет?

— Договорились, — тихо отозвалась девушка.

— Вот и хорошо. И никаких больше девчачьих переживаний.

На столе замигал зуммер вызова, после всеобщего отключения смарт-браслетов, Борис вмонтировал устройство связи в свой компьютер.

— Кто там? — спросила Инга, снова моментально напрягаясь.

— Не знаю, — пожал плечами Громила, встал с дивана и, переместившись к столу, включил проекцию.

С экрана на него смотрело знакомое лицо.

— Ты один? — поинтересовался Влад, вглядываясь в пространство за спиной Бори.

— Н-не совсем…

— А, привет, Инга, — Исаев и сам уже увидел девушку. — Нам надо парой слов с Громилой перекинуться, если ты не…

Боря обернулся, виновато глядя на жену, и беспомощно развёл руки.

Инга закрыла глаза.

* * *

Данила выдохнул, устраивая тюк поудобнее, а потом сел на него сверху. Пока дотащили груз от пакгауза на краю аэродрома до рулёжной дорожки, пришлось слегка вспотеть. Тюк был здоровенный, перетянутый вдоль и попёрек толстой канатной верёвкой. Что находится внутри Данила не знал и, честно говоря, даже не хотел об этом думать. Снаружи груз был мягковат, сидеть было удобно, но, скорее всего, это была лишь защитная оболочка.

Напарник, какой-то серб, что ли, стоял поодаль, выпуская изо рта струйки ароматного дыма. Через золочённый мундштук он курил что-то терпкое.

Данила проследил за его взглядом — на другом конце вертолётной площадки тоже царила суета, там был разбит целый импровизированный военный лагерь. На краю лётного поля была развёрнута длинная шестнадцатиместная палатка класса «Харриер»; Данила навидался таких в позапрошлом году в Сахаре, куда завербовался сдуру, и её вид разбудил в нём не самые приятные воспоминания.

С запада показалась пара геликоптеров, они, натужно гудя, неумолимо приближались, превращаясь из темных размытых точек в хорошо узнаваемые соосные десантные «Москиты».

— Хайде, рус, дальше, док наредник не налетел, — сказал этот самый то ли серб, то ли хорват. Изъяснялся он по-русски с сильным акцентом, но понять его можно было вполне. Серб был выше Данилы и худее, но руки у парня были сильные и жилистые.

Данила незаметно вздохнул, поднялся с тюка и взялся за верёвку.

— Один, два, взяли, — сказал Серб и добавил что-то по своему, быть может, просто ругнулся.

Данила Осташевский никак не мог в своей жизни прийти к какому-то поворотному этапу. Еще чуть-чуть, казалось ему, ещё одна командировка, ещё одна военная операция и он успокоится и переквалифицируется в какие-нибудь клерки. Найдёт женщину, с которой будет делить комнату и кровать, может, даже женится, наконец. Но раз за разом цикл повторялся. Без сожаления прогуляв всё заработанное в последнем вояже, хорошенько отдохнув телом и душой, он с суеверным ужасом представлял бесконечные одинаковые будни в офисе или каком-нибудь ОЛЛ-маркете, где ему поручат пересчитывать коробки. Он даже начинал себя физически хуже чувствовать, стоило ему только представить эту унылую картину. На его счастье в мире никак не наступало всеобщее благоденствие. Несмотря на проповеди различных современных волхвов, человечество никак не могло договориться, кто будет сверху, а кто окажется снизу. И чаще всего решать эту дилемму приходилось старым дедовским способом, с оружием в руках.

Причем сподручнее было это делать чужими руками, такими, как у Данилы, которым он никак не мог найти достойное применение. Ситуация повторялась до смешного. Очутившись в очередном военном лагере, Данила, проглядывая глаза в карауле или сидя по нужде под пронизывающим ветром где-нибудь на краю мира, твёрдо и безаппеляционно обещал себе, что больше никуда не поедет. Вот эта командировка, определённо, будет для него крайней. Повоюем ещё в самый последний раз за наших желтолицых, чернозадых, узколобых (выбирай по вкусу) друзей и потом устроимся в Париже в какой-нибудь, чёрт его задери, офис или отдел ОЛЛ-маркета.

Но вечно продолжаться так не могло.

Последняя девочка, с русским именем Наташа, но с французским гражданством, так запала Осташевскому в душу, что и сейчас, стоило ему закрыть глаза, как в его сознании возникал её образ. Длинные чёрные, смоляные волосы, великолепная фигура, особенно впечатляющая, стоило ей только слегка наклониться, да и достаточно весёлый нрав, — другому бы это показалось слегка вульгарным, но для Данилы было в самый раз. Ему нравились такие проявления «на грани». Нарочито развратное поведение девушки разжигало страсть и будоражило чресла.

Возможно, ради такого он бы даже отказался и от этого задания, но… Слишком уж были привлекательными условия. Во-первых, земля по рождению, каких-то двадцать семь лет назад он появился на свет именно там, в России, а, во-вторых, сумма контракта, за которую при обычных предложениях ему бы пришлось горбатиться пару лет. Бирюлевич, его агент, то и дело расплывался в хищной улыбке, рекламируя предприятие; он, несомненно, мысленно уже потирал руки из-за размера комиссионных. Да уж, теперь можно будет арендовать на первое время с Наташкой квартирку где-нибудь на Монмартре. А почему бы нет?

По большому счету, до этого момента, Данилу всё устраивало в привычной жизни. Он никогда не думал официально возвращаться на Родину, тем более, что международные связи с Россией постепенно сводились на нет, эта страна, выбрав для себя не совсем понятный Осташевскому технократический путь развития, становилась чуждой ему почти во всём.

В развитом капиталистическом обществе он, как эмигрант, постоянно ощущал какую-то поддержку со стороны соответствующих служб, у него была возможность заниматься делом, которое приносило, хоть и не стабильный, но достаточно высокий доход. Да и с бытовым обустройством никогда особых проблем не было. Он не представлял другой непонятной системы, где, как ему представлялось, надо было иметь какую-то эфемерную цель и постоянно ей следовать. В его жизни было все справедливо, он реализовывал свои умения, получал за это вознаграждение и мог распоряжаться им по своему разумению. Ему не мешали жить и от него не требовали никаких великих достижений.

Как бы то ни было, Данила поддался на уговоры усатого субчика с маслянистыми глазками и в последний раз в свой жизни, как он теперь уже твердо решил, заключил контракт на участие в миссии «Овердрафт», как она значилась в официальных документах.

Данила отпустил веревку, и тюк, едва не отдавив ему ногу, с глухим стуком лег рядом с целой пирамидой похожих, только разных по размеру, ящиков.

— Спешите как улитки! —