Второй куплет дался ей смелее и бодрее. А, когда она замолчала, дав понять, что песня закончилась, в зале раздались редкие хлопки и улюлюкающие звуки, вперемежку с призывами продолжить без футболки.

Диана с покрасневшими щеками вернула микрофон на место. Повисшее за ее спиной молчание било по самолюбию, застенчивость жгла изнутри, и во рту пересохло.

Щелкнув выключателем, девушка вернулась к столу, машинально осушив стакан, забыв о том, что в нем виски. Горло тут же согрелось, и топливо потекло в груди, припекая до самого заглохшего сердца, разгоняя кровь в венах, словно в жилах у нее начинался скоростной забег.

Не понимая, что с ней происходит, она опустилась на стул, и растерянно взглянула на Мориса, который, похоже, единственный здесь был рад ее приходу и даже проникся песней.

— Поешь ты замечательно, жаль не играешь, Диана. Но, спасибо за идею. — Задумчиво кивнув, пробормотал Семен, глядя на Сида.

— Ты же говорил, что хочешь оживить это место музыкой. — Прохладно ответил тот.

— Поставлю музыкальный автомат. — Пробурчал Семен, похоже, недовольный тем, что Сид вообще в этот вечер пришел в заведение. — Отпустим девочку, у нас еще есть, что обсудить.

Диана пулей вылетела из бара, когда партнеры потеряли к ней интерес, углубившись в изучение счетов. Но от нее не укрылось, то, как Сид разглядывал ее на сцене тлеющим взглядом. И от этого, а, может быть, от горячительного напитка, ей захотелось развеяться в прохладном сыром воздухе ночного Лакхаузена. Девушке казалось, что эти обжигающе ледяные глаза будто оставили на ее коже ощутимый след, и все тело горело от “неслучившегося” прикосновения.

Она остановилась у проржавевшей детской площадки времен молодости еще ее родителей, и забравшись на мокрую горку из листа железа, распустив волосы, принялась разглядывать общежитие, в котором за огоньками в окнах мелькали люди. Свет на общей кухне все еще горел, и через окно Диана могла видеть, как ссорятся подвыпивший мужчина и молодая девушка. Крики перешли в истерику. Он дважды ударил ее по лицу и, в запале кинув в стену пепельницу, усеяв окурками и пеплом кухонный стол, скрылся во мраке коридора. Пока она, рыдая собирала мусор, мужчина спустился с крыльца и настойчивой, но шаткой походкой направился к шоссе.

В комнате родителей свет еще горел, но когда Диана наконец решилась пойти домой, окошко погасло. В руках она до сих пор сжимала бутылку воды, которую купила у Тима и в кармане лежали стыдом заработанные деньги.

Забравшись в комнату через неплотно прикрытое окно, она обнаружила, что в ящике клубочком свернулась кошка.

— Эй, киса. Как же тебя зовут? Может, буду звать тебя Вискас? — Прошептала Диана, поглаживая за ухом гладкошерстную красавицу. — Ты собиралась обшерстить мою кровать? Наверное, ты права. Здесь неуютно и лечь больше негде. Да и нельзя все время проводить в ящике.

Порывшись в чемодане, Диана достала блокнот и ручку. К записке для мамы она прикрепила тысячную купюру и подсунула ее под дверь. Затем, вернувшись в комнату, оставленной предыдущими хозяевами вилкой поддела обои и пластом стала сдергивать их со стены. Плотная бумага пошла на оклейку стекол изнутри.

— Уж лучше белые стены, чем этот гниющий уже полвека оранжевый цикламен. Не смотри так осуждающе, Вискас. Я устрою тебя как царицу Савскую, на подушках с кистями и под балдахином. Только не проси отдельный вход. Ходить будешь через окно как обычно.

Под утро кипящая энергия иссякла, и, ощутив опустошение и легкий голод, Диана завалилась в ящик. Крышку она оторвала и приспособила в качестве стола, устроив на нем старенький весь в наклейках ноутбук, блокнот, ручку, и упаковку с влажными салфетками на всякий случай. Серые с бумажным налетом стены выглядели грустновато, но Диану будто перестали тяготить бесконечно продолжающийся рисунок закручивающегося вокруг себя растения. Если бы она могла дышать, то, наверное, сейчас ей дышалось бы легче.

Шерстяная гостья ушла и на подушке от нее осталось немного тепла, к которому Диана прижалась щекой. Солнце начинало восходить, и за дверью бодрее вчерашнего, раздался мамин голос:

— Милая, доброе утро.

— Доброе утро, мам. Пожалуйста, не тащи краску сама. Попроси Эда оставить все в магазине у Тима на заправке. Я ее заберу. Увидимся вечером. Хорошего тебя дня.

— И тебе, сладких снов, дорогая.

Этот разговор был так похож на их обычный. Стук маминого сердца затерялся в коридоре вместе с ее шагами, а Диана постаралась заснуть, ощущая, как начинают чесаться десны от приближающейся жажды. Похоже, алкоголь действовал на вампиров не так как на людей: словно сжигая высокооктановое топливо, организм получал взрыв энергии, но наступающее похмелье пробуждало лютый голод. Завтра ей придется отправиться на поиски еды.

Глава 6. Гниющий город

Ветшающий городок Лакхаузен проходящим через него шоссе был поделен на две неравные части. Большой жилой массив, в котором Диана была впервые, поднимался по склону холма и упирался в пустующую промзону и здание часовой фабрики. Отец как-то сказал, что это предприятие стоит почти век, только его постоянно перестраивали, и мало что осталось из старинного экстерьера.

За пару часов управившись с покраской стен, девушка отправилась изучать ночной город, попутно надеясь решить проблему с поисками крови: холодильник у Тима был пуст, а есть с каждой минутой хотелось все сильнее.

Несколько раз ей попадались закрытые магазины с выцветшими вывесками и железными дверями. Малоквартирные дома и девятиэтажные панельки с подъездами, пропахшими мочой, тянулись кварталами к фабрике. Те дворы, где на редких еще не сломанных лавочках сидел праздный народ в подпитии, она обходила стороной.

Диане нравилось гулять ночью, хоть Лакхаузен и выглядел не так как Дерри.

Шумные места остались за спиной, и девушка вытащила из куртки плеер и погрузилась в свой внутренний мир, наслаждаясь собственным к нему саундтреком.

Городская больница и фабрика были единственными зданиями с подсветкой в городе, и стояли они друг напротив друга через небольшой сквер, больше похожий на беспорядочно растущий подлесок с парой лавочек. Подрагивая от жажды, Диана отпила из уже почти пустой бутылки, которую открыла час назад, но вода уже не глушила охотничий инстинкт, и ей нехотя пришлось присесть на скамейку в сквере.

Среди стрекотания сверчков, где-то ухала сова. Закрыв глаза, девушка втянула носом воздух и попыталась разобрать его на ноты: на больничном крыльце остался сигаретный дымок, от асфальта пахло жженой резиной, из сточной трубы шел смрад городской канализации, разбавленный вчерашним дождем.