эти театры стали появляться как грибы, потому что они давали доход, — кто только не хозяйствовал в них! «Театральную культуру» насаждал и незадачливый домовладелец — потому что пустовало торговое помещение в первом этаже; и хозяин лабаза — потому что свободный капитал некуда было применить; и биржевой маклер — потому что у его содержанки открылась тяга к «святому искусству»…

Известный в те годы драматург Е. А. Мирович написал на такого хозяина и его театр пародию под названием «Театр купца Епишкина», и эта «номенклатура» тут же прилипла намертво к таким антрепризам, пока ее не сменило слово «халтура».

Одним из создателей театров миниатюр, автором-выдумщиком был художник-карикатурист Михаил Линский. Одноактная пьеса плюс концертные номера — это уже не было новшеством на сцене; новым в театре Линского было то, что спектакль длился полтора-два часа и играли его каждый вечер два раза подряд.

Миниатюра во всех видах искусства — вещь сложная. Если на большом полотне художник может писать крупными мазками, однотонно закрасить фон и пренебречь кое-какими деталями, то в картине-миниатюре каждый штрих должен быть нанесен тончайшей кистью. Огромная, отлитая на заводе ваза не требует и десятой доли того труда и умения, которые вкладывает ювелир в чеканный кубок.

Первые театры миниатюр — «Кривое зеркало», «Летучая мышь», одесский «Малый театр» — собрали у себя талантливых артистов, музыкантов, композиторов и художников. Но дальше, когда эти театры расплодились… Ох, что было дальше! Хозяева рассуждали так: если два сеанса играть выгоднее, чем один, то три выгоднее двух, а четыре выгоднее трех, и… предприниматели по праздникам заставляли своих актеров играть по десять сеансов (я не преувеличиваю!). Да еще по две, по три роли с переодеванием и с перегримировкой. И все это в маленьком душном помещении (проветривать некогда, следующий сеанс напирает), перед публикой, не снимавшей пальто и калоши, да еще в большом проценте пьяной по случаю праздничка!..

Представляете себе каторжный труд этих актеров и художественный уровень их игры? Впрочем, об этом никто и не думал. Актеры набирались числом поменее, ценою подешевле. Программы дублировали репертуар лучших театров, но как! На языке этих театров «дублировать» значило воровать. Кстати говоря, эта «славная» традиция сохранилась и до наших дней среди некоторых работников эстрады, «дублирующих» репертуар друг у друга.

Одесский театр миниатюр в 1914—1915 годах был, надо сказать, показательным. И актеры и репертуар — на высоком уровне, но директор… Директоров, точнее говоря, хозяев было целых три. Главный из них — бывший арендатор вешалки в кишиневском карточном клубе, второй — муж красивой женщины и третий — брат популярной певицы. Не правда ли, превосходные анкетные данные для театральных деятелей!

Ко мне обратился с предложением «сыграть новенькое» главный деятель — гардеробщик из Кишинева. Я рассказал ему в нескольких словах сюжет своей пьесы «Сплошной скандал», и мы договорились о репетиционных сроках и о дне первого спектакля; но он внезапно заболел, и материальные условия я оговаривал уже с остальными директорами — мужем красавицы и братом певицы.

И вот когда премьера была назначена через три дня и выпущена афиша, вечером звонят мне по телефону: главный директор выздоровел и просит меня прийти в театр.

И происходит такой диалог:

— Ну как, Алексей Григорьевич? Интересно получается?

— Трудно сказать… Актерам нравится.

— Это хорошо, что нравится… (Пауза.) Ну а в чем там дело?

— Приходите завтра на репетицию — посмотрите.

— А смешно?

— На репетициях смеются.

— Смеются? Это хорошо. (Пауза.) Сколько вы с нас берете?

— А разве вы не знаете? Семьдесят пять рублей в вечер, но сюда входит и режиссерская работа.

— Чего так дорого? Возьмите пятьдесят.

— Ну, знаете, нашли время торговаться. Уже поздно.

— Семь дней по пятьдесят — это будет триста пятьдесят рублей. Хорошие деньги.

— Семь раз по семьдесят пять — пятьсот двадцать пять рублей… еще лучшие.

— Берите по пятьдесят.

— Это нелепый разговор.

— И авторские ваши?

— Конечно.

— Так откажитесь от авторских.

— Нет.

— Так пьеса не пойдет.

Он поднял со стула свое тучное тело и ушел. И я ушел.

Наутро в десять минут двенадцатого — звонок; взволнованный голос помощника режиссера:

— Алексей Григорьевич, где вы? Актеры ждут…

— Какие актеры? Кого ждут?

— Как это — какие? Вы же на одиннадцать часов назначили репетицию вашей пьесы.

— Моя пьеса у вас в театре не идет.

— Что-о?

— Так мне вчера сказал ваш директор.

— Подождите у телефона.

И через две минуты:

— Что вы такой обидчивый? Кажется, за пятьсот двадцать пять рублей человек может и поторговаться и отказаться…

— Ах, отказаться? Так о чем же нам…

— Подождите! Спичка! Приезжайте скорее — актеры же ждут. Такой аккуратный человек и вдруг опаздывает на репетицию из-за пустяков…

И играли мы эту пьесу две программы подряд — четырнадцать дней, а потом директор спросил:

— Может быть, у вас есть еще что-нибудь новенькое?

— Новенького нет, а старенькое есть.

— Что?

— «Сан-Суси».

— Классика?

— Нет, это моя пьеса.

— А-а, помню! Это где вы хромой немец? Давайте рискнем на неделю, только не по…

— Именно, только по!

— Ой, характер! Кремень!

«Сан-Суси» тоже играли две недели.

Сестрой третьего компаньона, которую я назвал популярной певицей, была действительно чудесная актриса и певица, непревзойденная тогда исполнительница песен на многих языках Иза Кремер. Еще гимназисткой она писала стихи, и их печатали в газетах, в своем кругу пела песни и романсы, и вскоре по настоянию и с помощью друзей эта дочь бедных и не очень грамотных родителей отправилась в Италию учиться пению. Вернувшись, она сразу стала пользоваться огромным успехом у публики. Умная, веселая, она была отличным товарищем, «заводилой». Веселость, озорство, лукавство — все это открыто, не таясь, излучалось из ее глаз. Ее крупноватые зубы сверкали, ее темперамент и остроумие завладевали вами, ее звучное, «вкусное» сопрано не отпускало вас — вы были в плену у этой в общем некрасивой девушки.

Прекрасный голос позволил ей петь ведущие оперные партии; вскоре антрепренер одесского театра пригласил ее петь в опере и в классических опереттах, и она быстро стала любимицей скептиков-одесситов. А уж они в искусстве никому не делали скидок! Особенно в пении. Для одесских меломанов был праздником приезд итальянских певцов Делли Абатти, Саммарко, Баттистини, Де Лука, Ансельми; и именно в Одессе итальянцы «держали экзамен». Опытные импресарио знали: кто не выдерживал в Одессе, провалится и в столице! И гастролеры, не потрафившие одесской публике, уезжали восвояси…

Иза Кремер выдержала этот экзамен. Когда она с Митрофаном Днепровым спела в оперетте песенку «Ха-ца-ца», через несколько дней не только весь город пел эту песенку, но в продаже появились галстуки и сорочки «Ха-ца-ца» с портретом Днепрова и конфеты «Ха-ца-ца» с портретом Кремер на коробках. Этот успех натолкнул ее на мысль петь в