110 ЦЭ

Опыт, который предлагает бензоколонка клиентам, – это опыт забвения. Забыть о самом акте покупки. «Нужно сделать чат-бота, – заявляет мой босс. – Нужно очеловечить общение с клиентом».

Я с тревогой гадаю, что же он курил.

111

Стою посреди сада сестры в Жуанвильле-Пон и осторожно разглядываю ярко-алый салатник с сангрией, где плавают кусочки апельсина, потом перевожу взгляд на сотрапезников: разномастную фауну.

Пришедший со мной Ньецленд говорит:

– Я скоро. Пойду поищу что-нибудь пригодное для питья.

За жаровней орудует бухгалтер. Он жарит шпик и острые сосиски в окружении дам, вероятно, привлеченных запахом (я про мясо, конечно).

С арбузом под мышкой (хотел подарить его сестре, но не вижу ее) я лавирую между гостями, стараюсь не замечать аромат барбекю и в конце концов усаживаюсь на крыльцо, уже утомившись от происходящего. Что я здесь делаю? Бухгалтер заметил меня и машет рукой – кажется, зовет к себе. Я делаю вид, что не вижу. Ньецленд исчез. Рядом садится девушка. Говорит, кусая бутерброд с салом:

– Вы напомнили мне один фильм, из-за арбуза. «Капризное облако». Знаете? Это тайваньское кино.

– А, да? – бормочу я, поглядывая на торчащий край сала. – И про что там?

– Про секс. Про засуху, арбузы и секс. Стоит тайваньское лето, и все сочится вожделением.

Я смотрю на нее с любопытством. Блондинка, дерзкая, типа раскрепощенной лесбиянки. Я кидаю ей:

– Вы, наверное, подруга моей сестры. Не знал, что она лесбиянка.

– Вы ее брат?

Потом:

– В смысле, лесбиянка?

Мужчина с сосиской в руке усаживается на другой ступеньке рядом с нами и спрашивает (он меня слышал):

– Ты брат Эльзы? И что, кем работаешь?

Еще один мужчина с темнокожей спутницей останавливаются напротив, потягивая кислотно-голубые коктейли, и, кажется, тоже ждут ответа. В их треугольных бокалах видно мое растерянное лицо. Я – временный, нелепый пуп земли – вдыхаю поглубже, выдыхаю и говорю:

– Да ничего интересного… ну, то есть нет, я – бензоколонщик.

– А, ясно, и на кого учишься?

– Учусь? – повторяю я в недоумении.

– Ну я так понимаю, это же подработка?

– Да, конечно… подработка… учусь на юриста-междугородника.

Тут я встаю с арбузом под мышкой и удаляюсь в дом. В гостиной – толпа людей в галстуках, все спорят о чем-то, стоя, сидя, развалившись.

Я укрываюсь в кухне, где девушка в майке рисует прямо на стене эскиз женщины в бикини, возлежащей на шезлонге с мундштуком в руке, а снизу подпись: «Твое вожделение – просто вошь деления».

111 БЭ

«Твое вожделение – просто вошь деления». Где-то я уже видел подобное. В книжке какой-то. Неужели все постоянно повторяется?

112

Сегодня после обеда на заправку въехал джип с маленьким, пестрым от наклеек домом на колесах на прицепе и остановился подальше, рядом с насосом. Человек выскочил из машины, тут же скрылся в своем переносном жилище и больше оттуда не выходил.

113

В переходе станции метро «Республика», где сливаются три прохода, однорукий мужчина просит милостыню. Напротив африканцы играют на джембе и балафоне. Левее – сирийская семья также просит милостыню. Кому давать? Я останавливаюсь послушать музыку. Однорукий тоже кивает в такт, улыбается, встает и здоровой рукой кладет африканцам монетку.

113 БЭ

У меня свидание с некой гонконгчанкой у Оперы, на ступенях дворца Гарнье, – все благодаря превозносимому Ньецлендом «Тиндеру», сайту виртуальных знакомств. Она в Париже проездом, неделю как мне написала. Фотография профиля у нее размытая, но намекает на стройность, молодость и обаяние. Я нервничаю. Это мой первый опыт. Выхожу из метро, раскрываю зонт, получаю сообщение: она ждет меня напротив «Галери Лафайет», за дворцом. Иду туда. Дождь усиливается. На перекрестке улиц Скриба и Глюка я издали замечаю девушку под прозрачным зонтом, спиной ко мне, которая топчется с телефоном в руке. Вероятно, моя гонконгчанка. Я подхожу, я уже так близко, что вижу: она отправляет сообщение. Мой телефон вибрирует. Это она. Я совсем рядом, оглядываю ее украдкой, и да, этого я и боялся: она во вьетнамках, немного пухлая, со странным лицом и некрасивыми ногами. Еще чуть-чуть, и я похлопаю ее по плечу, обозначу свое присутствие, я уже медленно заношу руку и вдруг спохватываюсь, разворачиваюсь и удираю, прячась под зонтом.

Может, она почувствовала мое дыхание, обернулась, увидела, как я ухожу, и теперь строчит мне проклятия. Я ускоряю шаг, кажется, даже бегу и, сам не знаю как, оказываюсь на улице Божоле. Захожу в первый бар, «Антракт», где уже захмелевший, судя по всему, хозяин молча наливает мне пива. Мне немного совестно, что я не стыжусь своего бегства. Нет, ну как так: она, наверное, поставила фотку подруги, это точно не она, если только в другой жизни. Похоже, в «Тиндере» все мухлюют, ретушируют настоящее, свое я, свою внешность. Да, обещанным раем и не пахло. «Тиндер» – как супермаркет для падших душ. Царство поддельной реальности. Я не решаюсь смотреть в телефон. Там, наверное, сто тысяч сообщений от нее. В конце концов я удаляю «Тиндер», залпом допиваю пиво и еду в метро на свою заправку – мое укрытие, мою нору.

114

Две девушки, заправив полный, садятся за стойку выпить кофе. Говорят о пластической хирургии. Одна:

– Он подправил себе уши.

– А мозги нет? – усмехается другая.

114 БЭ

У меня паршивое чувство, будто они говорят обо мне.

114 ЦЭ

На крыше дома на колесах теперь развевается флаг. Флаг ООН. Это путч? Безумец, решивший меня выжить? Или обычный хипстер?

115

Подъезжает мотоциклист с пассажиром за спиной. Останавливает свой «Априлия-Пегасо» у первой колонки. Пока водитель заливает бак, пассажир, не снимая шлема, не поднимая щитка, заходит внутрь. Я замечаю, что за спиной у него к куртке пристегнуто что-то вроде меча. Двери разъезжаются, он идет прямо к полке с чипсами. Будто точно знает место преступления. Мираж или кошмар. Я трясусь, рука ползет к тревожной кнопке. Тот пассажир берет пачку чипсов с песто, платит. Я смотрю на руку, на протянутую банкноту, на рукав куртки, на котором поблескивает марка «Нептун Гор-текс», потом на лицо в шлеме. Он поднимает щиток. Я роняю свой капучино и вскрикиваю от удивления:

– Сейза!

За щитком – лицо моей японки. Я бормочу:

– Но зачем тебе…