Шрифт:
Закладка:
Поэтому мы даже помимо собственной воли пытаемся чем-нибудь засыпать этот болезненный ров.
В очередной раз размышляя на эту тему, я вдруг, как мне показалось, понял, что́ в наши дни играет роль официальной идеологии. Что именно генерируется, пестуется, пропагандируется, внушается государством.
На первый взгляд может показаться, что нынешней официальной идейной доктриной служит все то, что проходит по ведомству военно-патриотической тематики и риторики. Но эта идеология, если она и овладевает массами, то овладевает хотя и довольно эффектно, но ненадолго.
Я думаю, что подлинной и подспудной, устойчивой и молчаливо поддержанной значительным числом сограждан официальной идеологией является в наши дни агрессивный аполитизм.
Мэр Собянин – один из самых последовательных и, надо сказать, эффективных проводников этой идеологии.
В ней, конечно, немало привлекательного. Зачем, действительно, нужна эта беспокойная политика, если есть халявные велосипеды, самокаты, телевизоры в метро, столы для пинг-понга чуть ли не в каждом закоулке, камерная музыка в общественном сортире и вообще…
Завязывайте вы, ребята, с этой вашей гребаной политикой! Чего вы как эти! Депутаты-шмепутаты, допустили – не допустили: какая разница! Что изменится-то! Расслабьтесь! И не мешайте вы уже проходу граждан! Затрахали уже своими протестами, ей богу! Как вы сказали? Достоинство? А на хрена оно, если его на хлеб не намажешь.
Мой собственный социальный опыт, как и опыт многих, кто принадлежит к моему поколению и моему окружению, приучил нас к устойчивой аполитичности. Мы давно и сознательно презирали все, связанное с политикой.
В детстве-юности слово «политика» воспринималась лишь как не очень самостоятельная часть незыблемой формулы «Внутренняя и внешняя политика КПСС» или, на худой конец, «миролюбивая политика партии Советского Союза». Ну или всякие малозначимые маргиналии вроде «агрессивной политики военного блока НАТО».
В советские годы, в годы тоталитарного режима, казавшегося вечным, политика или, скорее, то, что этим словом называлось, вменялась гражданам в обязательном порядке. Она принимала хорошо утрамбованные формы регулярных политинформаций, политзанятий, открытых партийных собраний, а также бесконечной наглядной агитации. Политика в виде плакатов и красочных лозунгов, сообщавших о том, что народ и партия едины, с разной степенью успешности прикрывала собой дырки в заборах и неуклюже маскировала унылую обшарпанность социальной жизни.
«Политика» была везде, а фраза «аполитично рассуждаете, гражданин» звучала в различные десятилетия светской власти с разной степенью зловещести.
И мы, конечно же, как можно дальше держались от этой «политики», эмигрируя кто в искусство, кто в дружбу и любовь, кто в коллекционирование, кто в походы и странствия.
А вот в наши дни аполитичность стала распространенной, можно даже сказать, массовой формой самого отъявленного конформизма.
Я говорю не об аполитизме вообще. Не о безусловном праве человека на дистанцированность от «проклятых вопросов».
Именно об агрессивном аполитизме я говорю. Об аполитизме самодовольном и не терпящем ни возражений, ни сомнений.
В наши дни даже и те, кто, как я, например, всю жизнь сторонились политики, но при этом всегда твердо знали и знают, что от официальной идеологии (любой) необходимо держать санитарную дистанцию, а в каких-то случаях ей решительно противостоять, неизбежно политизируются.
В наши дни возникла политика не как род занятий небольшой группы лиц, называемых политиками, политтехнологами или политологами, а как массовое явление, как, если угодно, социальная мода.
В наши дни против выплеснувшейся на улицы и площади политики выступают не только дубинки ОМОНа и Росгвардии и не только декоративные суды и прочие следственные комитеты. Против политики как универсальный символ тупого и реакционного аполитизма выступает все то, что можно условно назвать «Праздником шашлыка».
В наши дни вполне отчетливо заявила о себе новая генерация политизированных молодых людей, мотивированных своими решительно не совпадающими с государственными представлениями о справедливости и достоинстве.
И если можно говорить о какой-нибудь надежде, то она в основном связана именно с ними.
Ода к радости
То, что условный срок лучше, чем реальный, едва ли требует доказательств.
А вот то, что нас с вами пытаются приучить – и все чаще это удается – к тому, что человека в принципе могут осудить за совершеннейшее «ничего» и что надо радоваться тому, что дали не больше, а меньше, – это очень скверно.
Это еще один из симптомов того, что прямо на глазах стремительно съеживается пространство дискуссионного маневра. Что все меньше и меньше становится общественно значимых тем (в том числе и острых, и болезненных – а куда без них) для цивилизованной общественной дискуссии, потому что почти каждая из них в потенциале является объектом судебно-карательных процедур.
Да, следует, по-видимому, радоваться. А что же еще остается делать.
Распространенная с давних времен словесная конструкция «скажите еще спасибо, что…» время от времени начинает нести в себе особенно заметный инструментальный заряд.
Советский человек тоже по большей части радовался. Радовался тому, что продавщица хоть и обхамила его, зато не обсчитала, что явились к нему с обыском, но ведь не арестовали, а если и арестовали, то выпустили и даже не отлупили, а если и отлупили, то хотя бы не посадили, а если и посадили, то не надолго, а если и надолго, то не на Колыму, а в Мордовию.
Несколько поколений пережил старый советский анекдот: «Тебе сколько дали?» – «Двадцать пять». – «А за что?» – «Да ни за что!» – «Брешешь! Ни за что только десятку дают». К слову сказать, анекдот хотя и хороший, но не точный. Потому что и двадцать пять давали, как правило, тоже ни за что.
Но и теперь человек беспрерывно радуется. Ну конечно, пока еще не так яростно, как в те суровые времена, но все же.
Свобода слова? Кто сказал, что она ущемлена? За такие утверждения знаете что бывает? Это же типичный подрыв. Чего подрыв? Чего надо! Сами знаете, не надо придуриваться.
И кто это сказал, что в нашем наисовременнейшем отечестве процветает какое-то там мракобесие? А ну-ка, поднимите руку, кто такое сказал? Никто не сказал? Ну и хорошо. Пошли дальше.
Цензуры нет, вы чего! Не верите, загляните в Конституцию!
И правильно, в Конституции битым словом сказано, что цензура запрещена в Российской Федерации. И будь моя воля, я бы распространил неукоснительное правило, в соответствии с которым публичное упоминание некоторых нехороших организаций должно сопровождаться префиксом «запрещенная в РФ», и на публичное упоминание слова «цензура». Пусть бы граждан обязали именно так и говорить, и писать. Я бы,
