— Зачем?

— Как зачем? Может эта ваша знакомая сидит там и плачет в туалете?

— Почему плачет? — все сказанное Алевтиной походило на бессвязный бред. То ли я сам разуверился в то, что действительно видел Анну, то ли просто устал. Алевтина посмотрела мне в глаза и смешно засопела.

— Чулки порвались. Помада закончилась. Грибов наелась и живот болит, мало ли поводов. Ну, давайте, идите уже, развалились тут как боров, — ее крохотные пальчики ощутимо ущипнули меня за бок. Я подскочил на месте, будто меня снова кипятком облили и взвыл:

— Ты чего?! Совсем того?!

— Совсем, разве вы еще не поняли, — она обезоруживающе улыбнулась и потянула меня за край рубашки в сторону кухни, — ну давайте уже, идите.

Если бы на месте Алевтины был кто-то другой, я бы решил, что девчонка со мной заигрывает. Но только не в этом случае. Казалось, что Тина не понимала своей привлекательности, и не воспринимала меня как объект для флирта. Первое радовало, второе наоборот — злило. Обычно я был хорош, просто нужно вернуться в форму и обаять ее.

Уставший, пьяный, застрявший в какой-то глуши, я принял неизбежное и поплелся в сторону кухни.

Тина незаметно исчезла, оставив меня в одиночестве.

Я шел к выходу против движения толпы, то и дело, слыша недовольные окрики задетых мною людей. Кажется, стоило извиниться, но в ту минуту мне было не до них. Весь вечер меня душила тупая мысль, что где-то в ресторане находится моя жена. Ест со мной за одним столом, ходит по одному полу, дышит одним воздухом. Если она могла вернуться в Новгород, то и все остальное было реальным.

В узком коридоре перед дверью на кухню образовалась небольшая «пробка». Официанты заносили внутрь грязную посуду, и выносили новые блюда с чашками. Кто-то вынес и поставил на передвижной столик торт: двухъярусный, немного покосившийся, то ли от жары, то ли от того, что у кондитера руки не из того места. Я заметил шоколадную глазурь и ягоды, старательно разложенные чьей-то рукой. Большие и маленькие они вперемешку лежали по контуру коржа, сиротливо скрывая корявую надпись «Совет да Любовь». В этом простом украшении было что-то трогательное и невинное. На мое десятилетие няня испекла мне пирог, покрыла шоколадом и украсила клубникой, прямо как здесь, и даже сейчас, закрыв глаза, я мог бы вспомнить, какой у него был вкус. Божественный.

Я тихонько выругался, когда сотрудник кафе, несший поднос с тарелками задел меня, и отошел в сторону. Там оказалась темная, тихая ниша, где можно спрятаться от шумной толпы. Кто-то обнаружил секретное место задолго до меня, так как в углу я заметил две фигуры в длинных платьях. Женщины о чем-то тихо переговаривались.

— Вадим настаивает на том, что торт надо продавать, — вздохнула одна.

— Ну и продавай, — пробасила другая, высокая и крупная, как гренадер.

— Торт же домашний, Господи, стыдно то как!

— И ничего не стыдно, кривой, зато вкусный. Ляля получше многих печет. Кстати, а почему она все-таки переоделась? Выглядит не пойми как. Мышь! Реальная мышь. Могла бы и покрасоваться.

— А зачем, — хмыкнула первая, — или ты думаешь, ее прям здесь и сосватают?

— У Вадима много друзей, — пробурчал низкий голос.

— Да хоть миллион, ты же сама понимаешь…

— Ляля девка рукастая.

— А толку то? Она даже не танцевала ни с кем. Думаешь, в платье дело? А я вот видела, что ее никто не приглашал. За нашей Лялей такой след тянется… Какое замужество, Насть? На это никто не пойдет, это все на наших с Борей плечах до самого конца. Спасибо Богу, что работать любит и незлобивая. Но вот на что мы жить все вместе будем — большой вопрос.

— Вадим поможет.

— Он бизнесмен, а не благодетель. Сонечку в жены взял и за то всю жизнь свечки ставить буду. А дальше, как-нибудь сами.

Подслушивать не хотелось. Я и без того ощущал, как грязь липким слоем покрыла мою кожу. Говорившие женщины не просто сплетничали, они сеяли зло, в котором случайно замарали и меня. Я повернулся обратно к коридору и почти дошел до двери на кухню, как вслед донеслось продолжение гнусной истории:

— А может тот? Как его зовут-то? С рынка? Он весь день от Ляли не отходит.

— Андрей Воронцов, — устало выдохнул первый голос, — ты, верно шутишь. Только если Лялька сбежит с ним по-тихому, но она так никогда не поступит, ее же Боря воспитал. А жениться на ней…ты его видела? К чему ему мараться?

Все. Даже трети сказанного хватило бы, чтобы устроить грандиозный скандал. Мне никогда не был нужен повод, достаточно легкой искры, чтобы разгорелся пожар, способный спалить всю Москву. И дело тут не в незнакомых мне идиотках. И не в Алевтине. И не в том, что только что задели мое имя. Просто…все очень просто, Барбара, понимаешь?

Я бесшумно повернулся назад и в несколько шагов преодолел разделяющее нас расстояние. Незнакомки замолчали, как только увидели, что больше не одни.

— Извинитесь. Вам немедленно нужно извиниться перед Алевтиной и ее семьей. Это порядочные люди и я не позволю кому-то говорить о них гадости.

Официант снова распахнул двери, и узкая полоса света выделила два озадаченных лица: передо мной стояли тетя и мама Тины, имя последней я так и не запомнил. Они непонимающе смотрели на меня, не в состоянии произнести ни слова. Я был ничем не лучше. Осознание, что какая-то женщина может так зло говорить о собственном ребенке, о родной дочери, было для меня новым. Не семья, серпентарий.

— Извинись, — прорычал я, обращаясь конкретно к маме Алевтине, внутренне окрестя ее главной змеей.

— Андрей, вы верно заблудились, — та самонадеянно улыбалась.

— Сейчас я приведу сюда Тину и ты извинишься, — все правила приличия слетели в ту же секунду, когда я понял, что за человек передо мной. Меркантильная беспринципная гадина.

— Андрей, — пропищал голос у меня за спиной. Я ощутил прикосновение кожи на лопатках, легкое, почти невесомое. — в туалете вашей Ани нет, я поищу ее на улице.

Обернувшись, я увидел Алевтину, замершую в нескольких сантиметрах от меня. В ее огромных, испуганных глазах блестели слезы, и когда я сделал шаг в сторону девчонки, она вздрогнула, как от резкого удара, и убежала прочь.

Мы же трое остались на месте. Не хотелось ни говорить, ни смотреть друг на друга. И хоть я оказался случайно замешан в эту историю, меня не покидало ощущение, что все это целиком моя вина. Гадкое, назойливое чувство похожее жужжание комара. Жить с ним можно, но не сильно хочется.

— Она не услышала ничего для себя нового, а все остальное просто драма, пройдет. Настя, скоро будут продавать торт, мне нужна твоя помощь — процедила мама Алевтины и зашагала в сторону банкетного зала.