Шрифт:
Закладка:
Надя подошла к Ивану, который стоял отвернувшись к стене.
— Мне жалко его, Ваня, — сказала она. — Но я ничем не могу помочь. Как это все отвратительно и глупо.
Иван затянулся дымом и погасил папиросу.
— Поедем сейчас же на вокзал, — сказал он решительно. — К черту эти мелодрамы, слюни и слезы. Одевайся.
Через пять минут они были готовы. Надя задержалась на пороге, кинула прощальный взгляд на Федора. Он лежал в неудобной позе, раскинув руки, придавив грудь, тяжело, прерывисто храпел.
Она поправила ему руку, подложила диванную подушку под голову, провела ладонью по волосам, погладила трижды.
Это было прощание с человеком, который не умел быть счастливым.
Надя и Иван ехали в мягком вагоне, вдвоем в купе. Она сидела у окна и смотрела на все, что проносилось мимо, старалась не пропустить ничего, с глубоким вниманием следила за всем, что было вокруг и что с головокружительной быстротой неслось ей навстречу. Она вообразила, что летит в межпланетном пространстве, среди бесконечных миров. И от этого наивного предположения захватывало дух. Не отводя взгляда от окна, Надя протянула руку к Ивану, как бы подзывая его.
Он взял ее руку в свои ладони.
— Теперь я тоже слышу, — сказала она и приложилась ухом к стеклу плотно закрытого окна. — И это совсем не так трагично, как ты говорил. Это весело и замечательно. Это жизнь.
— Что ты слышишь? — спросил он.
Она посмотрела на него и засмеялась.
— Я слышу шум ветра. Честное слово.
Он ничего не ответил и вместе с ней прислушался. Там, за окном вагона, неслись им навстречу громадные, необъятные просторы и шумел ветер.
В старинном доме
Повесть
Собираясь в очередную командировку, молодой журналист Петр Березов подумал, что на этот раз ему придется проезжать мимо тех мест, где года три тому назад он прожил на новостройке целое лето и раннюю осень. Перед дорогой решил перелистать свои старые блокноты и записные книжки, куда он по своей журналистской привычке записывал разные интересные истории и житейские рассказы.
В руки попалась толстая измятая тетрадь, о которой Березов давно забыл и ни разу в нее не заглядывал. Он начал читать и всю ночь напролет просидел за столом, пока не перевернул последнюю страницу. Это была любопытная история, почти целая повесть, записанная так, как рассказала Березову одна разговорчивая женщина средних лет, оказавшаяся когда-то его попутчицей в поезде.
Вот она, эта повесть…
В далеких южноуральских степях на строительстве нового химического комбината работал веселый парень Генка Шулепов. Как-то после Майских праздников он ни с того ни с сего взял да и подал заявление на расчет и собрался уезжать со стройки. Такой поворот в Генкиной жизни был неожиданным для всей бригады, где он числился в передовиках, был отличным монтажником.
— Что тебе в голову стукнуло? — удивились товарищи. — Разве тут плохо? Или денег мало зашибаешь? Объясни.
— Чего объяснять? Есть серьезная причина, — сказал Генка уклончиво. — Давно доктора признают у меня ревматизм, советуют жить в теплом климате. Пока не поздно, подамся на юг.
Ребята дружно засмеялись.
— Ты же здоровый, как бугай, — выпалил ему в лицо Димка Черный.
— Погреться захотел? — съязвил Пашка Крылов.
— Не я придумал, доктор сказал, — злился Генка.
— Один с якоря снимаешься или как? — ехидно спросил Ванька Пряхин.
— А кто мне нужен? Не хочешь ли компанию составить? — усмехнулся Генка. — Давай, собирайся.
— Я про Катерину спрашиваю, — сказал Пряхин. — Всем известно: давно в женихах ходишь. Говорил, расписываться собираетесь, свадьбу сулил. Теперь, значит, без нее отплываешь?
— Пока один. А устроюсь, найду жилье, тогда и Катерину вызову.
— Юлишь хвостом, как шкодливый пес, — поддел его Пряхин. — Если бежишь от Катьки, так и черт с тобой. Она не пропадет, девка хорошая, вон сколько женихов в поселке, враз свадьбу справим.
— А этого не хочешь? — сунул Генка к носу товарища крепкий увесистый кулак.
— Гляди, какой Отелло! Пламенную любовь изображаешь? — озлился Димка. — Валяй, жарь на солнце свою жирную ревматическую задницу!
— Как решил, так и будет, — сказал Генка. — Пошли вы!..
Трудно сказать, сам ли Генка придумал про ревматизм, или, правда, врачи посоветовали, но другой причины для отъезда парень не выставлял, делал вид, что действительно заболел, и как-то странно отводил в сторону глаза, когда говорил с товарищами.
Однако собирался уезжать открыто, не как беглец. Позвал на прощальную вечеринку друзей и, как бывало раньше, пел песни, играл на гитаре и, на зависть всем, танцевал с Катей.
Гости разошлись поздно ночью, а Генка и Катя ушли в зеленую рощу к реке и были там до рассвета.
Утром, когда уже высоко поднялось солнце, Генка с Катей прошли по главной улице поселка к автобусной станции. Генка при всех расцеловал Катю, сел в автобус и, высунувшись в окошко, громко крикнул:
— Жди вызова, Катюша! Обязательно жди!
Катя смущенно кивала головой и улыбалась, провожая автобус грустным взглядом.
— Пошли домой! — сказала ей подружка Настя. — Подумаешь, какая трагедия. Никуда не денется, напишет.
Автобус скрылся за поворотом. Подружки ушли домой.
Катя успокоилась, стала ждать вызова.
Прошла неделя, вторая на исходе, а от Генки никакой весточки.
Катя, хотя и волновалась, но втайне утешала себя, что Генка, мол, еще не успел устроиться, не нашел квартиру, потому и не пишет. В первое время забегала на почту раза два-три в неделю, а потом стала ходить каждый день, а иногда и утром и вечером. Прежде подружки при каждой встрече спрашивали: «Прислал письмецо зазнобушка?» А она шутливо отвечала: «Пишет». Теперь все сочувствовали Кате, видели, как она переживает и старались избегать разговоров о письмах. А если кто и спрашивал, она, словно оправдываясь, говорила:
— Когда мужчинам писать-то? Работает день и ночь. Да что там! Напишет!
При этом она напускала на себя веселый беззаботный вид.
Но почему он так долго молчит? Что же ей, Катюше, думать об этом? Забыл ее Гена, обманул? Или с ним что-нибудь случилось? Может, заболел? Так мог же хоть слово написать! И зачем было ехать? Разве здесь было плохо? Живут же люди, не жалуются. И климат неплохой, чего обижаться?
Катя работала на строительстве новых домов в бригаде отделочников. Красила оконные рамы, полы, стелила линолеум на кухне и в коридорах, клеила обои. Бывало, всю смену поет, шутит, смеется, и всякое дело горит у нее под руками так, что любо смотреть. Вся она была открытая людям, ничего не таила от подруг, все видели, как девушка живет, с кем встречается, какие обновы покупает. И когда красивый, веселый