Шрифт:
Закладка:
Спустя полчаса с балкона донесся шум: громкое хлопанье тяжелых крыльев, а затем мягкий удар и скребущий звук. На время все стихло. Затем зазвучала песня. В этой песне вместо понятных человеческих слов сама мелодия говорила с тем, кто ее слышал, и в этот момент все прожитое в прошлом казалось бессмысленным, плоским и пустым. А будущее представлялось чудесным. Это был призыв следовать, бежать, догнать манящее счастье. Аниса осталась в прежнем состоянии, потому что воспринимала сладкий музыкальный дурман ушами не человека, а кошки, ушами охотника на птиц. Наконец ведьма увидела в отражении стекла огромную хищную птицу с человеческой головой и женским лицом. Глаза с узкими зрачками были широко раскрыты. Вместо волос на голове торчало коричневое оперение. Птица пела, приоткрывая рот и обнажая ряды маленьких острых зубов. Гамаюн. Прилипчивый паразит, питающийся жизненной силой людей. Профаны ошибочно полагают эту нечисть чуть ли не вещей.
Магия песни не сработала. Гамаюн не сумел навести на мальчика тяжелый сон, чтобы питаться его силой. Тварь не знала, что Даня спал крепче обычного благодаря мешочку моджо. Но и Аниса не знала, что Гамаюн не ел несколько дней в предвкушении ужина именно из этой кормушки. Снова скребущий звук и хлопанье крыльев. Птица передвигалась резкими короткими прыжками. Гамаюн запрыгнул через открытое окно на подоконник, а затем спрыгнул на пол и оказался почти у самой кровати Дани. Птица снова запела, а ведьма приготовилась напасть. В тот момент, когда Аниса уже напряглась и приподнялась перед решительным прыжком, в коридоре зазвонил телефон. Громко и неожиданно заиграла попсовая песня про маму. Гамаюн в испуге вздрогнул.
Аниса выпрыгнула из-за комода и бросилась на птицу. Гамаюн, увидев Анису, раскрыл рот и то ли прокаркал, то ли прокричал скрипящим голосом: «Чаровница!», а потом сделал один лишь скачок и уже оказался на подоконнике. «Сука», – прошипела ведьма и перескочила через кровать, а Гамаюн, видимо от испуга, слишком рано расправил широкие крылья, не успев еще преодолеть оконный проем. Ударившись о раму, Гамаюн неловко вывалился на балкон. Аниса резво перемахнула через подоконник на балкон и схватила птицу за лапы. Гамаюн пронзительно вскричал, взмахнул крыльями и взлетел. Ведьма не ожидала такой мощи. Бетонный пол балкона неожиданно ушел из-под ног Анисы, и она поднялась в воздух. От сильного рывка ведьма отпустила одну лапу и успела схватиться свободной рукой за балконное ограждение. Гамаюн вырывался, пытаясь улететь. Ведьма его не отпускала.
– Цветущая степь, – услышала Аниса голос Дани.
Мальчик вышел на балкон и стоял у ограждения с закрытыми глазами. Ведьме все труднее было удержаться. Мышцы жгло огнем.
– Птицы спать легли. – Даня начал перелезать через ограждение балкона.
– Проснись, самурай! – крикнула ведьма.
Гамаюн рвался на свободу, оглушительно хлопая крыльями.
Мальчик не просыпался. Он перелез через ограду и стоял на уступе, прижавшись спиной к балкону в полуметре от Анисы.
– Лучи рассвета меня разбудят, – сказал мальчик и занес ногу для шага в пустоту.
– Энэнен куте! [3] – крикнула Аниса и выпустила из руки лапу птицы.
Гамаюн вскричал и скрылся в ночной темноте. Ведьма подтянулась за ограждение, подхватила Даню и затащила его обратно на балкон.
Минуту спустя мальчик сидел на своей кровати и плакал, утирая пылающую щеку. От затрещины, полученной от Анисы, он окончательно проснулся и теперь дрожал, несмотря на духоту. Откуда-то из-под подушки Даня выудил пластилин и активно разминал его в руках, очевидно помогая себе успокоиться.
– Упустила такую редкую дичь из-за тебя! – кричала Аниса, нависая над мальчиком. – Ты бездарь, бесполезный и ненужный! Перестань скулить или превращу тебя в щенка!
– Хочешь, я могу ее снова позвать? – спросил мальчик, всхлипывая.
Аниса замолкла на полуслове. Даня же поспешно подошел к стеллажу, взял с полки неприметную глиняную игрушку и протянул ее ведьме. Аниса приняла вещицу и присмотрелась. У нее на ладони лежала свистулька, сильно похожая на Гамаюна.
– Как? – только и спросила Аниса.
– Сам слепил. По дедовой тетради. – И, пока ведьма крутила в руках игрушку, мальчик принес старую, еще советскую, общую тетрадь в аккуратной фиолетовой клеенчатой обложке. Аниса пролистала записи старого ведьмака, потом порывисто и крепко обняла мальчишку.
– Так, братец, а ты понимаешь, что это значит?! Это значит, что мы с тобой горы свернем!
Даня смутился оттого, как быстро и легко обрадовал Анису. Слушая планы ведьмы, он украдкой поглядывал на нее и крутил из пластилина тонкую колбаску. Аниса восторженно расписывала их будущие успехи.
– Но для начала я стану тебя учить. Завтра скажу твоим родителям, чтобы каждый день приводили тебя ко мне, – сказала ведьма, надевая рюкзак.
Она поцеловала Данила в лысую макушку, махнула на прощание рукой и вышла из комнаты.
– Лучше ты ко мне приходи… кошкодевочка, – сказал Даня, старательно вылепливая из пластилина маленькие кошачьи ушки.
Аниса выскочила из подвала как из пожара, оставив Марго наедине с усталостью и нелюдимым барменом. Веки отяжелели, ломило зубы, рука нестерпимо зудела, но оставался ещё один разговор.
Бутылка вина так и стояла, одинокая и нетронутая. Марго понимала, что бокал-другой прибавил бы ей сил, но прикасаться к холодному скользкому стеклу не хотелось, словно была в этом некая угроза. Тем более даже отсюда, издалека, чудилось, что несмотря на закрытую пробку, вина в бутылке прибавилось.
Раздался гулкий стук в дверь. На голос Марго вошел смущенный мужчина в застиранной белой рубашке. Он беспрестанно теребил узкое, явно женское, кольцо на мизинце и горбил плечи.
– Вот это да! – ошеломленно выдавил он. – А я думал, розыгрыш.
Что-то в нем было не так. Марго услышала запах пота, немытых волос, запах смертельной усталости и одиночества. Этот шлейф невозможно не узнать – он всегда следует за чувством вины.
– Вы хотите знать про Энжи? – спросил гость с ходу, встав посреди подвала.
Кот недовольно зашипел и спрыгнул по другую сторону стойки, словно не собирался иметь с посетителем ничего общего.
– Садитесь, – пригласила Марго. – Хотите кофе?
– Лучше виски, – гость взъерошил сальные волосы, – а еще лучше два.
Бармен не возразил, но не удержался от ухмылки. Две порции легли на дно золотой волной. Посетитель упал в кресло, шмыгнул носом и опрокинул полстакана одним махом.
– Я расскажу, – затараторил он. – Я всё расскажу. Вы должны понять: выбора у нас не было. У нее – не было. Мы всё искали, искали…
Вторым глотком он осушил бокал, оставив на стекле жирные запотевшие следы. Марго молча включила запись на камере.