Шрифт:
Закладка:
с дыханьем долинных озер,
с шепотом над
тишиною.
Камни
под ногой:
жилы в дорожной пыли
светятся долго,
вечно.
Речь
затравленная
с губами усталыми
на бесконечном пути
к дому соседа.
В ПУСТОМ ЗЕРКАЛЕ
В паводке света плывем
лицами друг против друга,
роща, сверкая, летит
вверх над твоим бедром,
молнии крик мой зовет,
вы приходите издалека,
молнии, пепел,
хлопья пепла
спадают с тебя,
с одежды твоей.
Я склонился к плечу,
вена на шее твоей
вошла в мои губы,
ты не падаешь, я держу тебя
на руках, поднимаю
над бездной тебя,
веди же меня за собой.
Однажды принесу тебе снова
глоток, в небеса
полечу однажды,
но все же спущусь,
и ты услышишь мое дыханье,
и поля услышат тебя
над ветром,
светлый луч заговорит с тобой.
ГНЕЗДО ПТИЦЫ
Мое небо
сменилось твоим,
и моя голубка
теперь
перелетает к твоей,
я вижу, две тени
упали
в овсяное поле.
Мы сменялись
глазами
и находим
ложе:
дождь,
говорим,
и целая повесть
в одном полуслове.
Зелень.
Я слышу:
на мою бровь
твои губы
с речами птиц
приносят
былинки и перья.
НОЧНОЙ РЫБАК
В листве
еще не отболела
тишина.
Свет
руками оперся
о камень стены.
От корней ускользает
песок, спешит к воде.
Песок, багровый, шагай
по следу голосов,
сквозь мрак иди
и на рассвете выложи улов.
Засеребрятся бледно голоса.
Укрой,
в тайник зарой,
в прекрасную листву свой слух.
А голоса поют:
мертвое мертво.
КРИПТА. БРАНДЕНБУРГСКИЙ СОБОР
Здесь
вместилище мрака,
но стены со скрежетом
разверсты
навстречу теням и огням,
там проходят
деревья с безлиственной кроной.
Мрак древний, ты
не спускайся под землю,
ни шагу вниз,
сдержи дыханье, крик:
кто глаза мне закроет, кто
мне руки поднимет, кто
мои волосы понесет?
Ты говоришь: чтобы вечер
не приходил — ведь он приходит,
дымясь над водой, он называет
с другого берега
имя свое беззвучно, —
чтобы он не пришел,
колокол камнем встревожь,
и медный герой зазвучит,
на зов его
ветры
бескрыло восстанут
и побредут
босиком.
ДОМ
1
Скользит над кровлей свет
за черной птицей вслед.
Стирает ветвь бузины
черты руки со стены.
Шпорник на клумбе в саду
не слышит, как я иду.
Дождь пишет, кровлю тревожа:
мне здесь приготовлено ложе.
2
У стены беседу
тени ведут:
как оденемся мы
сегодня?
В волосы воткнем дрожащий
цветок; над глазами
приклеен усик зеленый;
трилистник на груди.
Тени, ступайте вперед.
Ведь свет вначале
шагает так робко,
укажите ему дорогу.
По склону вниз,
при крике петуха,
над крышами зарю зовущем,
к речам звериным,
скачками по песку двора.
Тени, уйдите от двери.
Тени, уйдите от окон.
Выступите под крышей,
дрожащие усиков тени,
тени лоз виноградных,
тени, скажите:
тебе здесь суждено остаться.
ВНОВЬ ПРОБУЖДЕНИЕ
Здесь
пустая
страна,
сквозь ее полотно
зеленью всходит иная, под спудом
бывшая болью
некогда
раньше. Восходит
она из времен чумы, бела
от костей, позвонков и ребер,
от россыпи извести.
Сочти
травы,
сочти
нити дождя,
и свет, и листья
сочти, и впиши
собственные шаги, оживи
словами
кровь в деревьях и
в легких, со стен
и ступеней ржавь
соскреби, пусть она
разъедает
теперь
язвы
твоих ладоней.
И не время думать о ней.
Нынче время для капель
на стеблях, для обновленной
травы и для глаз,
впервые открывших листву.
МОГИЛА ЗИЛЬХЕРА[9]
Скамейка сбоку, место для отдыха
под сенью листьев, крест над могилою
и деревцо; в молчанье вечном,
вслед наступившем за песней братства,
в молчанье без имен и без памяти.
Лишь тень от рук повисших и сомкнутых,
речей ушедших отзвук. Больше
нет ни вопросов здесь, ни ответов.
ОТЧУЖДЕНИЕ
Время
бродит
в платье
счастья
и несчастья.
И несчастный
говорит картавым криком
аистов, но аисты его
избегают, мрачны
его перья, тень его ветвится,
ночь вокруг него, и путь любой
его уводит в воздух.
НОВЕЛЛЫ
БЕЛЕНДОРФ
Сим необычным способом.
По скудности моих финансов.
Вот что можно прочесть в митавских «Ведомостях для образованных читателей», 1809 год, номер двадцать четвертый, речь идет о некоем Белендорфе, Казимире Антоне Ульрихе Белендорфе, родом из Митавы, который
