А проповедник устроился очень хорошо. Почтительно окруженный своими недавними преследователями, он с великолепным аппетитом уписывал недоеденную кабанью тушу и, оказывая честь жарко́му, завел с вождем оживленный разговор, свидетельствовавший об их довольно-таки странной близости.

Его преподобие явно пользовался влиянием среди недавних преследователей, что не совсем обычно для жертвы.

Не была ли вся эта комедия лишь прологом кровавой трагедии?

Глава 4

Чернокожие требуют плату за проход через их территорию. – О французских исследователях. – Не имея ничего другого, три француза хотят платить припасами. – Голод среди туземцев. – Рядом с хищниками африканского континента. – Стадо слонов. – В чем опасность охоты на слонов. – Убит окончательно и бесповоротно. – Ужасное положение. – Под ногами толстокожего. – Волнение Жозефа отражается на его речи. – Раненые гиганты. – Лошадь под Александром пугается, на Александра наступает слон.

Любой, кто представляет себе трудности экспедиции в дикие края, скажет, что затея наших трех путников была безумием. Не столько из-за конечной цели – отыскать клад, самое наличие которого еще могло быть отнесено к царству химеры, сколько из-за почти непреодолимых препятствий, создаваемых и природой, и людьми.

Весело, с чисто французской беззаботностью отправиться на поиски драгоценных камней, зарытых неизвестно где на этом огромном континенте, без проводника, не имея ничего, кроме компаса и грубого чертежа, нанесенного на тряпку, да и то по указаниям невежественного кафра, – конечно, такая затея может принести много бурных переживаний, но главная цель рискует остаться недостижимой, – верней, она не может быть достигнута.

Во все времена и у всех народов исследователи, поставив перед собой цель, пускай даже химерическую, все же иногда успевали сделать памятные открытия. Однако люди, жаждущие неизвестного, верящие легенде об Эльдорадо, все эти изобретатели философского камня и открыватели Северного полюса всегда располагали тем, что им бывало нужно для работ.

Но, в отличие от них, наши три француза пустились в глубину незнакомой страны без припасов, с оружием, которое, как хорошо знают охотники, всегда может выйти из строя, и с лошадьми, которых муха цеце, этот бич Южной Африки, может уничтожить в несколько часов. Как правильно заметил вождь чернокожих, встреченный под баобабом, они не имели фургона, этого дома на колесах, где путешественник всегда может укрыться в непогоду и где, что весьма существенно, он может возить всякий хлам, которым расплачивается за проезд по самым разным территориям.

Между тем надо отметить, что многие африканские царьки чрезвычайно ревниво относятся к неприкосновенности своих владений. Не то чтобы они были так уж свирепы (я говорю главным образом о тех, которых можно встретить между экватором и крайним югом) и не то чтобы они вообще отказывались пускать к себе путешественников, но за разрешение пересечь их территорию они требуют плату, и нередко довольно высокую.

Сколько исследователей застревало на долгие месяцы, едва вступив во владения этих наивных и алчных тиранов! Левайян, Гордон-Камминг, даже прославленный Ливингстон, Андерссон, Чепмен, Бейнс, Болдуин, Эрскин, Баттон, а совсем недавно – лейтенант Кэмерон – всем им пришлось в конце концов, исчерпав аргументы и материальные возможности, менять свои маршруты и, преодолевая новые большие трудности, обходить эти негостеприимные земли. Только один Стэнли сумел противопоставить силу этому налогу на транзит. Но Стэнли, который завалил трупами весь свой путь от Занзибара до Конго, весьма и весьма подорвал дело мирного завоевания Экваториальной Африки.

Уверяю вас, я говорю так вовсе не потому, что я француз и затаил обиду на этого англоамериканца из-за его безобразного и вызвавшего всеобщее негодование поведения по отношению к нашему славному соотечественнику Саворньяну де Бразза; мое мнение – говорю об этом не без гордости – разделяло большинство серьезных географов и исследователей еще задолго до грубой выходки корреспондента «Нью-Йорк геральд».

В любом случае, англичанин ли он или американец, Стэнли поступил плохо с точки зрения науки и гуманности. Наука имеет неотъемлемые права, но и права гуманности непререкаемы, и не может быть антагонизма между гуманностью и наукой. Сколь же велика разница между этим головорезом и нашими достойными французскими исследователями! И с какой же радостью и гордостью возношу я хвалу своим соотечественникам! Ведь если британский Джек и звездно-полосатый флаг Соединенных Штатов хранят на себе несмываемые кровавые следы – то наш французский триколор ни разу не замарал себя кровью примитивных народов.

Должен ли я напомнить об уничтожении жителей Тасмании, об истреблении австралийцев, о массовых расстрелах населения Капской колонии, о вымирании краснокожих на Дальнем Западе – и противопоставить этому восхищение, которое снискал у индусов наш великий Дюплекс, или легенду о Самюэле Шамплене, которого прозвали отцом индейцев Северной Америки? Почему мне не привести прославленные имена французских исследователей, которые вдохновляются только благородными примерами и взяли себе за правило человеколюбивый девиз: «Мягкость, убеждение»? Я имею в виду отважного Жана Дюпюи, открывшего на Дальнем Востоке путь, который тридцать лет искали англичане, и мирно покорившего десять миллионов тонкинцев; я говорю о добром Солейе с нежным профилем апостола – его память чтут даже разбойники Сахары; об энергичном Бро де Сен-Поль Лиасе, который утвердился на Суматре и завоевал дружбу свирепых малайцев; о Байоле, счастливом исследователе Фута-Джаллона; об ученом Дезире Шарне, который вывез из Мексики целую древнюю цивилизацию; о храбром де Бразза, которому мы обязаны колонией в Габоне; о неподкупном правителе Шессе, который дал нам Таити; об Альфреде Марше и Ашиле Раффре, которые обогатили наши естественно-исторические коллекции[2]; об аббате Дебезе, скончавшемся в трудах на берегу Танганьики, и несчастном Крево, который стал жертвой, потому что не пожелал быть палачом. Они себя вели не как завоеватели, они не появлялись вместе с многочисленными и хорошо вооруженными войсками; они не привозили в колонии продукты цивилизации в виде разрывных пуль. Они были подвижниками, как подлинные посланцы мира и прогресса. Если они и пали жертвами своей преданности науке, то, по крайней мере, они ее не опозорили. И даже наоборот, ибо для великих идей кровь мучеников – лишь благотворная роса.

Что касается предприятия наших героев, то, даже не будучи бескорыстным, оно, однако, не лишено смелости и не ограждено от опасностей. Вильрож и Шони хотели бы продвигаться быстро и без лишних приключений пересечь область, ревниво охраняемую от белых. Трудность удваивается, если вспомнить, что у них нет ничего с собой. Но Альбер де Вильрож при всей своей внешней беспечности был весьма наблюдателен; к тому же он был знаком с трудами тех, кто изучал здешние места до него. На основании всего этого он нашел верный, как ему казалось, способ улаживать всякие трудности.